Публика попроще смеялась бы в открытую, осыпая их шуточками. Все приходилось начинать сызнова. Но как? Одетта непрестанно думала об этом, пока они с Пьером отрабатывали передачу мыслей. К счастью, он был достаточно ловок и, когда не работал в паре с Гретой, вновь обретал вызывающую и скучающую беспечность, которая так нравилась здешней публике. «К чему я прикасаюсь?» — «К сумочке». — «А что вы видите в ней?» — «Я вижу серебряную пудреницу». Вопросы-ответы чередовались в бешеном темпе. Это было простенько, но производило сильное впечатление, а женщины с интересом разглядывали высокого парня с завязанными глазами и спутанными веревкой руками. Им казалось, что его ведут на казнь.
Слово повлекло за собой идею. Точно. Надо было развить тему казни. Пьер сыграет шпиона. Грета и она — в масках, за длинным столом, освещенным факелом… Пьер осужден… Грета завязывает ему глаза… «Не стоит трудиться, — произносит он. — Я и так знаю все, что вы делаете. Вы берете револьвер…» И так далее. Хорошо. Совершается казнь. Тело кладут в чемодан. А! У него забыли отобрать бумажник! Чемодан открывают, но тела там нет, оно уже в корзине. Хорошо… Дальше — просто. Надо только развить эту тему. Одетта уже принялась совершенствовать проект, продолжая выполнять свой номер. Она привыкла жить и думать на двух независимых уровнях, предчувствовала, что новый спектакль понравится; если надо, она шепнет журналистам, чтобы подогреть их интерес: Аннегрет отдыхает, но возобновит выступления через пару недель.
Представление кончилось. Одетта раскланялась, но когда Владимир собрался еще раз поднять занавес, сказала:
— Не трудись, мы им уже надоели.
Дутр дрожащими пальцами зажег сигарету.
— Ну что? — спросил он. — Погорели?
— Может, и нет. У меня есть идея. Если только эта психопатка захочет помочь нам!
Она тут же принялась излагать свой план. Последние зрители покидали зал. Владимир выносил на сцену корзины и чемоданы, Одетта показывала, как намеревается использовать их. Грета наблюдала из-за кулис.
— Конечно, нужно набросать небольшой сценарий, — объясняла Одетта. — Но вообще-то принцип очень прост. Делаем в полу два люка: ты исчезаешь в одном и появляешься в другом. Придется лишь точно рассчитать размер чемоданов и передвижных щитов над люками. Тебе нравится?
— Мне да, но вот как она?..
— Грета?
— Она согласится?
— Послушай. Начнем с того, что в чемодане будешь ты, а не она.
— Но ей придется закрывать крышку… Даже если в него ляжешь ты, она откажется.
— Это просто смешно! Должна же она понимать, что с тобой ничего не может случиться!
Дутр понизил голос:
— Тогда тоже ничего не должно было случиться… Подожди! Дай сказать! Понаблюдай за ней. Посмотри на руки, глаза — она в ужасе. Она вздрагивает, когда с ней заговариваешь. И совершенно невозможно заставить ее дотронуться до столика или шляпы, не говоря уж о корзинах. Она уверена, что сестра стала жертвой какого-то трюка.
— Трюка?
— Я понимаю. То, что я говорю, звучит дико. И все-таки. Ее сестра попалась в ловушку, скажем так.
— Это Грета тебе сказала?
— Нет. И так понятно.
— Ловушка… Ведь ее кто-то должен был подстроить?
Носком ботинка Дутр тщательно затоптал окурок.
— Знаешь, — сказал он, — похоже, так глубоко она не вникает.
— А ты? Ты глубоко вник?
— О! Я…
Он повернулся на каблуках и направился к Грете, та ждала его у блока, на который были намотаны канаты, напоминающие снасти парусника. |