— Ты бы мог помочь мне уговорить Грету.

— Владимир занятый.

— Послушай меня, Влади. Это важно. Ты даже не знаешь, как это важно! Ты считаешь, Хильду убили?

— Уверенно, — произнес Владимир.

— Хорошо. Тогда кто? Ты помнишь, как все это было? Мы прекрасно видели друг друга, а Грета мыла посуду. Значит, только она не может понять… Вот почему она мне не верит. Я напрасно стараюсь ей втолковать. Я чувствую, сумей я ей объяснить, она бы вернулась ко мне. Ты и вправду думаешь, что Хильда не могла себя задушить?

— Я верю.

— Даже если бы сильно затянула петлю?

— Она не сделать… Владимир уже видал… в тюрьме…

Он погрузился в работу, испытывая ужас перед такого рода откровениями.

— Вот ты… У тебя привычка мастерить, — опять заговорил Дутр, — ты не думаешь, что есть какой-то способ… Сейчас я скажу глупость: способ сделать веревку опасной, понимаешь? В конце концов, ведь браконьеры умеют такое.

Владимир повернул к Дутру длинное лицо с большими оттопыренными ушами:

— Владимир ловить кролики в силок… Надо делать петля… скользящая петля…

— Да, конечно. Ну а дальше?

Дутр подошел вплотную к Владимиру.

— Влади, — прошептал он. — Ты нас знаешь. Ты кого-нибудь подозреваешь?

Владимир вздрогнул. Вид у него был совершенно несчастный.

— Нет, — сказала он. — Нет. Невозможно.

— А вот Грета подозревает нас.

— Грета больной… Владимир тоже… Боль в голова. Слишком думать.

— И ты ничего не придумал?

— Нет.

— Счастливчик ты, — сказал Дутр. — Мой отец… Постой, еще одна глупая мысль пришла в голову. А мой отец не мог сделать эту веревку опасной? Он здорово умел развязываться. Он вполне мог придумать какой-нибудь трюк, чтобы веревка сама связывалась без видимого узла… Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Профессор умел делать все.

— Так мы ни к чему не придем, — заметил Дутр. — Иногда я думаю, что произошел несчастный случай. Но как? Со столиками или там с чемоданами, мебелью можно вообразить какую-нибудь неожиданность, особенно в темноте, когда идешь на ощупь. Но веревка! Она ведь обыкновенная! Я ее хорошо рассмотрел, еще бы!

Дутр встал, стряхнул пыль с брюк.

— Я даже предположил, — снова заговорил он, — что кто-то спрятался в фургоне… бродяга. Летом их полно на дорогах. Но фургон был пуст, я уверен.

— Мадам? — спросил Владимир. — Мадам умная. Умная так, как профессор. Она… может быть… ты понимать?

— Ах да! Мадам! Попробуй заставь ее говорить, когда она желает молчать. Влади, ты поговоришь с Гретой? Тебе надо всего лишь повторить то, о чем мы здесь говорили: что я ищу, что я хотел бы найти… Ради нее… Попытайся, Влади! Это мой последний шанс.

Дутр прождал несколько дней. Поведение Греты не изменилось. К тому же с Одеттой все труднее становилось иметь дело. Контракт кончался, в перспективе не было ничего. Август — трудный месяц, возможно, придется просидеть несколько недель без работы. Дутр предлагал разные варианты, но все упиралось в очевидность: Грета была бесполезной партнершей. Быстро старившаяся Одетта ничем уже не могла помочь на сцене. Сделать цельный спектакль нельзя. А значит?

— Нам нужны другие девушки-близнецы или, на крайний случай, мужчины, — сказал он Одетте.

— Я уже думала об этом, — вздохнула она.