В отдельном помещении на другом конце находилась бильярдная, откуда, из-за полуприкрытой двери, раздавались иногда гулкие удары шаров и повышенного тона возгласы. В остальном — было спокойно и чинно.
Нам тут же поставили средних размеров бокалы, и отхлебнув, я убедился, что пиво действительно хорошего качества.
— Могу порекомендовать превосходные копченые анчоусы, — предложил официант, — старый Роббинс умудрился наловить их более пятидесяти фунтов. Очень свежего приготовления.
— Ну, дайте, — согласился доктор, — отведаем ваших анчоусов, капитан.
Через минуту рыба была на столе.
Я совершенно не думал, что это так вкусно и мало похоже на то, что под тем же названием продается в столичных рыбных магазинах.
— Они их оригинально готовят, — объяснил доктор, — коптят как-то особенно на мелкой яблоневой стружке и добиваются такого результата, что от этой закуски еще больше хочется пива. Хитрые ребята.
И правда, я еще не успел доесть небольшую рыбку, а бокал мой был уже пуст.
— Так вот, о чем я собирался потолковать с вами, мистер Дастингс, — произнес Бакли после того, как мы уже допивали вторые бокалы.
Он ненадолго задумался, явно подбирая для нужного начала слова.
— Аристократы — непростой народ, капитан, не так ли? По моим наблюдениям, они очень внимательно относятся к самим себе. С ощущением того, что они не как-нибудь, а в принципе отличаются от простых людей. Есть, конечно, исключения, вроде того же Джеральда, но и здесь еще надо разбираться. Конечно, я не хочу задеть пиетических чувств истинного англичанина, воспитанного на представлениях, что аристократия, королевский двор, являются важным элементом национального сознания. Более того, я и не ставлю это под сомнение. Но вот для нас, американцев, подобные вещи просто не имеют никакого значения. И тем не менее, мы принесли и принесем еще миру немало пользы. Ведь лучше всего, когда люди не слишком замыкаются в себе.
Я согласно кивнул, пока не понимая — к чему он клонит.
Мы закурили. Я трубку, а доктор — тонкую ароматную сигарку.
— Здесь слишком небольшое общество, мистер Дастингс. И вы, естественно, в него быстро вошли, а как шахматный игрок будете к тому же часто общаться с сэром Джоном. В этом все и дело. — Он глубоко и с удовольствием затянулся. — У вас в Англии многие бы решили, что я не должен касаться чужой, да еще связанной с трагедиями жизни. Но я считаю — наоборот: и как американец, предпочитающий открытую игру, и как врач, лечащий сэра Джона. Его сердце на волоске, и одно неосторожно сказанное слово или неудачно заданный вопрос… — он неопределенно провел рукой в воздухе и конец его сигары оставил за собой красивую темно-голубую дугу.
— Он так плох?
— У-гу. Бывает, впрочем, что и несколько лет живут с таким сердцем.
Доктор немного помолчал. Потом заговорил снова:
— Сэру Джону всего пятьдесят семь лет. А выглядит он, сами видели, под семьдесят. И всему виной история с его старшим братом, приключившаяся двадцать два года назад. Не буду передавать ее вам во всех известных мне подробностях — это было бы и не к чему, и не очень тактично. Но расскажу то главное, что может при неудачных вопросах с вашей стороны привести… ну, сами понимаете к каким результатам.
Официант спросил, не нужно ли нам по новому бокалу пива, и мы, согласно взглянув друг на друга, заказали еще. Это было кстати — я как раз докуривал трубку, а мистер Бакли свою сигару.
— Да, так вот, двадцать два года назад, — начал он, — Майкл Холборн — старший брат сэра Джона — убил их отца. |