«Я создана для него! Душа моя принадлежит ему!» — пронеслась в голове Леоны счастливая, торжествующая мысль.

Он продолжал целовать ее, и больше она уже ни о чем не могла думать, ощущая только удивительное волнение и бесконечный восторг, которые и были, наверное, частью райского блаженства.

— Тебе, пожалуй, пора идти, моя радость! — произнес он, наконец, неуверенно.

— Но я не могу расстаться с тобой! — воскликнула Леона.

Для нее было невыразимым мучением осознавать, что губы его должны оторваться от ее губ, что он не будет больше целовать ее так чудесно. Она жаждала его губ, желала ощущать их прикосновение больше, чем она когда-либо желала чего-нибудь в своей жизни.

— Мы не должны терять голову, — сказал лорд Страткерн. — Мой долг — заботиться о тебе, мы не должны нарушать приличий, и наше поведение не должно вызывать никаких разговоров и сплетен.

— А вы не забудете меня?

— Неужели ты думаешь, что это возможно?

Он снова привлек ее к себе, целуя ее щеки, ее маленький, нежный подбородок, ее изящный, прямой носик, потом опять ее чудесные, горячие губы.

— Нам надо идти, любовь моя, — сказал он, наконец.

— Я хотела бы остаться здесь, с вами, жить здесь месяцы, годы, как… как воины вашего клана.

— А я, разве я не хочу того же?! — воскликнул лорд Страткерн, и Леона заметила, каким огнем сверкнули его глаза.

Сделав над собой усилие, он повел ее к выходу из пещеры и, пройдя вперед, раздвинул ветви вереска, так, чтобы они не задели ее и чтобы платье ее не намокло от брызг. Вереск сомкнулся за их спиной, и Леона, оглянувшись, увидела, что теперь никто не смог бы заметить того места, где они только что прошли.

Солнечный свет показался ей ослепительным и, хотя Леоне очень хотелось взглянуть на любимого, она не осмеливалась этого сделать. Она страстно желала ощутить прикосновение его руки, но не решалась вложить в нее свои пальчики. Вместо этого они пошли назад рядом, но не касаясь друг друга, в полном молчании, и только когда лорд Страткерн уже помог ей подняться в седло, и Леона взглянула вниз, в его лицо, обращенное к ней, в его сияющие темные глаза, она увидела в них такое, что ее охватило внезапное ощущение, будто он целует ее вновь. Леона чувствовала, что он любит ее так же сильно, как и она его, но грум был совсем близко, он наверняка услышал бы все, о чем они говорили, и кони их, мягко ступая по вереску, с каждым шагом приближали их к каменной пирамиде.

Леона в отчаянии думала, что еще мгновение — и они расстанутся; ей снова придется вернуться в мрачный, неприветливый замок. Они подъехали к пограничному знаку и, взглянув вниз, в темное, зловещее ущелье, девушка вздрогнула.

— Мы расстаемся ненадолго, родная моя, — попытался успокоить ее лорд Страткерн; он говорил очень тихо, так чтобы грум не мог расслышать его слов, — но если тебе вдруг понадобится моя помощь, если ты просто захочешь меня увидеть, тебе достаточно только прийти сюда, к пирамиде; помни об этом!

— Я приду, если… если смогу.

— Не забывай, я приеду к тебе.

Еще мгновение они смотрели друг на друга, и Леоне стоило больших усилий сдержаться и не наклониться к нему, так чтобы губы его вновь могли коснуться ее губ. Он взял ее руку и, не обращая внимания на грума, не беспокоясь, что тот может увидеть, стянул перчатку с ее запястья и поцеловал тоненькие голубые ниточки вен, просвечивавшие над ее ладонью.

Леона вся затрепетала от восторга, почувствовав это нежное прикосновение, и трепет этот передался ему.

— Все время помни, что я люблю тебя! — прошептал он совсем тихо.

Затем, точно не в силах видеть, как она будет удаляться от него, лорд Страткерн повернул свою лошадь и поскакал прочь, к своему замку.