— Спасибо, что сообщил.
— Ноуэл не вернулся?
— Пока нет.
Коди прищелкнул языком:
— Господь сначала закрывает перед тобой одну дверь, а затем захлопывает другую — прямо перед носом. Что ж… Знаешь что? Позвони, если я тебе понадоблюсь. — Со стороны Коди это было высшим проявлением заботы, я растрогалась.
Я закрыла мобильник и взглянула на маму. Глаза у нее горели от возбуждения.
— Это отец?
— Нет, мам. Мне очень жаль. — Половина утра среды уже прошла, и настроение у нас обеих было хуже некуда. У нее был такой несчастный вид, когда она сегодня встала. А потом, проходя на кухню мимо входной двери, она тяжело вздохнула:
— Господи Иисусе, святая Мария и Иосиф, цепочку открытой оставили. — Потом пригляделась. — Да и врезной замок…
Она торопливо прошла в кухню и оглядела заднюю дверь.
— Задняя дверь тоже только на один ключ закрыта, и сигнализация не включена. Только не говори, что и окна не заперты! — Похоже, у папы было заведено на ночь запирать дом покрепче Форт-Нокса.
— Почему ты ничего не заперла? — спросила мама. Она меня не упрекала, просто удивлялась.
— Я и не знала, что нужно.
Она удивилась еще больше и после паузы произнесла:
— Ну а теперь знаешь.
Я собиралась ехать на работу, но мама выглядела такой потерянной и по-детски беспомощной, что я позвонила Андреа узнать, как идут дела; она удивила меня, сказав, что прощальный прием удался, что эти мануальные терапевты горазды повеселиться, все норовили разделить букеты алтея надвое, называя это «диск выскочил». У меня сложилось впечатление, что одного она вчера подцепила.
Андреа сказала, мне незачем приезжать, что было с ее стороны весьма любезно, поскольку очистка поля сражения после конференции — дело не из легких. Отправка делегатов в аэропорт, возврат кресел, осветительных приборов и экранов тем, у кого они были взяты напрокат (экраны, впрочем, так и не были доставлены — считай, одним делом меньше), торг с отелем по поводу счета — много всего.
В ответ на ее любезность я вкратце поведала Андреа, что же на самом деле случилось с моим отцом.
— Кризис среднего возраста, — заверила она. — На какой он машине ездит?
— «Ниссан Санни».
— Правильно. Не удивлюсь, если теперь он ее продаст и купит красную «Мазду МХ5», после чего довольно быстро очухается.
Я вернулась на кухню и обрадовала маму этим известием. Но она только сказала:
— На красные машины страховка дороже, я где-то читала. Я хочу, чтобы он вернулся.
Она сидела, поставив локти на стол, который до сих пор был усеян остатками вчерашнего завтрака: тарелками, ножами в масле, чашками. Когда я вчера убирала разбитую посуду, я не стала трогать стол, решив не вторгаться в мамины владения. Она очень гордится своим домом — по крайней мере, в обычных обстоятельствах, — но сейчас она даже не замечала царящего вокруг беспорядка. Я попробовала было начать прибираться и составила стопкой тарелки для хлеба, но стоило мне взяться за тарелку из-под папиной овсянки, как мама закричала: «Нет!» — выхватила ее у меня и поставила себе на колени.
Потом она снова набрала папин служебный номер. Начиная с половины девятого она звонила ему примерно раз в пять минут, но всякий раз натыкалась на автоответчик. Сейчас было уже половина одиннадцатого.
— Джемма, а мы не можем поехать к нему на работу? Я прошу тебя. Мне нужно его повидать.
Невыносимо было видеть ее в таком отчаянии.
— Давай дождемся, когда сможем с ним поговорить. |