Меня подмывало спросить: «Каким именно богом?! У вас же их нынче много развелось?»

А знаток божественной иерархии вещал:

— …Может быть… если пробьешься. К верховному богу не всех допускают, только святых или избранных. — Лукаво спросил: — Ты святой? Или примеряешь корону мученика?

Я поперхнулся. К должности святого как-то по жизни никогда не стремился. Скромность не позволяет. Про мученика вообще… умолчим.

Деррик, фыркая, просвещал:

— А если ты не святой, то, как правило, дело решается на уровне бога смерти Фалисименто.

— Благодарю, — твердо отказался я от подобной чести, наблюдая за носившимися туда-сюда стражниками.

Если Властелин несся за стулом с гнутыми позолоченными ножками или тумбочкой розового дерева… или еще каким предметом интерьера, толпа громыхающих доспехами вояк мчалась за ним. Если служивые не успевали догнать воителя раньше и отобрать, то бежали уже в противоположную сторону.

Королева Иалона в полуобмороке откинулась в кресле.

Очнувшаяся Света громко визжала на одной ноте, часть придворных продолжала стоять на коленях с молитвенно сложенными руками, блаженно пялясь на то место, откуда только что усвистало местное божество…

Словом, в королевской малой столовой всем нашлось занятие, было весело и нескучно.

Серьезные спасательные меры начали приниматься только тогда, когда невменяемый Кондрад перешел с мебели на колонны и принялся уже крушить их, причем, для подручных предметов отбирал у стражи мечи и секиры. Стража больше не рисковала и в столовую с острыми предметами не входила. Вскоре все же у кого-то из командиров проснулась элементарная смекалка, и вояки ввалились в столовую с сетью для рыбной ловли.

Ну да, ну да…

При всем трагизме событий мы с Дерриком переглянулись и чуть не заржали в голос. Нет, возможно, это бы на ком-то другом и сработало… но только не на побочном сыне испанского быка на корриде. Зять раздул ноздри породистого носа, крепко выматерился, подобрал с пола саблю и мигом порубил этот невод на носовые платки. «Рыбаков», правда, как бывший военачальник пожалел, сунул саблю за пояс, перехватил меч в другую руку и лишь слегка потыкал их в мягкие места, так что походка у стражников стала весьма пикантной и по-своему даже занимательной.

А тем временем Кондраду, видимо, показалось мало развлечений, и он рванул куда-то, где, по его разумению, было гораздо интереснее.

Мы с Дерриком снова переглянулись и, не сговариваясь, припустили следом за ним, пока этот малахольный весь королевский дворец не развалил. Что сказать — молодец! Классно получается: Кондрад долбит стены изнури, горгулы — снаружи.

И все при деле…

Ориентируясь на сломанную мебель и порубленные шторы, мы выскочили на крышу. Вот тут-то и началось истинное веселье.

Илона

Сидю… Сижу… Высиживаю…

Это все, что проносилось в моей абсолютно пустой голове, замаскированной рогатой кастрюлей. В одной руке кадуцей, в другой — здоровенный меч. Между ними я. А во мне гуляет ветер странствий, выметая все — и полезное и вредное…

Целая философия вырисовывается… вокруг дурдом на проводе, я в середине этого дурдома — и тишина…

Первая мысль, случайно забредшая на огонек: «Надо отсюда валить!» У меня куча дел. Муж там один, Денька без присмотра, Светка в истерике, горгулы неучтенные — а я тут рассиживаюсь!

Стащила презентованный шлем, почесала диадему. Сняла диадему, почухала темечко. К первой мысли приблудилась вторая: «В платье далеко не ускачешь, особенно — в пышном и длинном!»

В этот момент в носу засвербело и захотелось немножко пореветь. Ну просто так, для души и от нервов.