Сказал он следующее: хитрость обольщения, как и пытки, заключается в понимании жертвы. Хочешь, чтобы кто-то «стал твоим»? Не спеши, не торопись – разузнай о своей жертве все, разнюхай ее привычки и пристрастия. Рано или поздно ты обнаружишь то, что тебе нужно: она любит цветы, а особенно обожает орхидеи. Вырывать человеку ногти не поможет, но лишь упомяни, что займешься его детьми, – и ты победил; он будет ползать у твоих ног. И в обольщении, и в пытках используй одни и те же средства, и добьешься желаемого. Среди прочих омерзительных вещей этот человек рассказал, как, добиваясь своей жены, использовал те же методы, что и выбивая информацию из сотен обреченных узников.

Когда я спросил, ощущал ли он когда-нибудь угрызения совести, он ответил: «Если на Бога не обращать внимания, он тоже оставит тебя в покое».

Через два дня после того, как я впервые увидел Клинтона, кто-то порезал шины у моего мотоцикла. Это не смешно, но такова жизнь в большом городе, и с этим приходится мириться. К счастью, ремонтная мастерская всего в нескольких кварталах от меня. Я позвонил механику, и через полтора часа мотоцикл был снова на ходу. После землетрясения я переехал в жилой комплекс с гаражом, но пользовался им лишь изредка. Теперь же я принялся ставить мотоцикл в гараж, а о происшествии и думать забыл.

Через три дня мою квартиру взломали. Ничего не взяли, но злоумышленник вымазал дерьмом стены, многократно написав на них: «За гранью». Вонь – надо признать, человеческое дерьмо имеет свой неповторимый запах – плюс тошнотворное знание, что сделавший это знал, где я живу, проникли в мое сердце и вызвали в нем страх. Да, все мы читали «1984», и я помню клетку с крысой, привязанную к голове Уинстона Смита в комнате 101, но то книга. Книгу можно отложить, пойти на кухню и взять пакет с сырными палочками. Но другое дело, когда приходишь домой и видишь упоминание о части твоей жизни, написанное дерьмом на стенах твоей кухни.

Полиция не увидела в этом происшествии ничего странного, в том числе и мой друг, детектив Доминик Скэнлон, которому я звоню, когда мне нужно что-нибудь от лос-анджелесского департамента полиции.

– Ради бога, Инграм, а на что ты рассчитывал со своей передачей? Ты приводишь туда больше маньяков, чем сидит у нас в камерах! И еще удивляешься, что кто-то из них чертит пальцем у тебя на стенах? Помнишь радиоведущего, которого убили в Сиэтле? Я говорил тебе много лет: будь осмотрительнее. Но нет – ты устраиваешь чуть ли не Клуб поклонников Чарльза Мэнсона! Твоя передача – это просто оживший заголовок из «Нейшнл инкуайрер»: «МЕРИЛИН МОНРО ЖИВЕТ НА НЛО И СПУСКАЕТСЯ, ЧТОБЫ ТРАХАТЬСЯ С МОИМ ХОМЯКОМ!» Боже, Инграм, и ты еще удивляешься? Меня больше удивляет другое: почему так долго с тобой ничего подобного не происходило.

– Ладно, Доминик, не тяни меня за цепь. Что мне теперь делать?

– Съезжай. Возьми другой номер телефона, которого нет в справочнике. Впрочем, пока ты ведешь эту передачу, друг мой, ты все равно светишься, как радиоактивный. Видишь ли, ты знаешь этих психов, лишь когда они приходят к тебе на передачу и в основном ведут себя прилично. А я их вижу, когда у них плавятся реакторы, и мы получаем, как в «Китайском синдроме», когда эти парни вышибают мозги себе или кто там поблизости.