Пареная репа

Кропик вкушал сэндвич с ливерной колбасой, когда на пороге возник этот юнец. Лет семнадцати, не более, и с отвратно-нахальной гримасой человека, вынужденного мириться со своим явным интеллектуальным превосходством над окружающими. Этакий умник – но уж никак не мудрец. Он вошел в распахнутую дверь и остановился посреди непритязательного офисного помещения: пара окон, два больших картотечных шкафа, две коричневые корзины для канцелярского мусора, два коричнево-зеленых металлических стола с многочисленными вмятинами и царапинами на крышках. На стене фотография ныне действующего президента Соединенных Штатов.

Юнец неторопливо огляделся, словно прикидывая, не купить ли это заведение разом со всеми потрохами.

Кропик тщательно вытер свой маленький круглый рот бумажной салфеткой, которую сложил аккуратным квадратиком, прежде чем отправить в мусорную корзину. Ко всему прочему, юнец оказался рыжим. Если что-либо на свете и вызывало у Кропика неприязнь, так это рыжие волосы.

– Наконец-то я вас нашел!

– Что ж, вам это удалось.

– Офигеть не встать! Ведь это место – почти что легенда, миф. И вот я здесь, в натуре здесь!

Кропик не одобрял подобной лексики, но воздержался от выражения недовольства. Рыжеволосый сквернослов. Жуткая комбинация. Чувствуя себя неловко, он перевел взгляд на остатки сэндвича. С ливерной колбасой и луком-бермудкой. Приготовить хороший сэндвич с ливерной колбасой – деяние невеликое, но зато каково удовольствие, получаемое при этом! Главный секрет заключается в выборе правильного сорта немецкой горчицы и в точно рассчитанной толщине луковых срезов…

– Да, мне это удалось. Недурно, да?

– Ну и как же вы нас нашли?

Юнец скрестил на груди руки и улыбнулся:

– У меня свои методы.

Излучаемое им самодовольство почти осязаемо заполнило собой комнату.

– Собственно говоря, наш номер есть в телефонной книге, вам достаточно было туда заглянуть. И еще с нами можно связаться по электронной почте, адрес указан в списке государственных учреждений. Да только не всем это приходит в голову.

Это замечание сбило с юнца спесь. Его волосы – как бы поточнее определить их жуткий цвет? Скорее оранжевый, чем красный, что-то вроде цвета моркови, слишком долго пролежавшей в холодильнике. Да, именно так: цвета увядшей моркови.

– На двери нет даже таблички и ничего вообще.

– Те, кто хочет нас найти, находят и без табличек. Мы государственное агентство, навести справки несложно.

– Я вас нашел.

Всегда и во всем дипломат, Кропик вежливо улыбнулся:

– В этом можете быть уверены.

Юнец как-то разом сник. Такое часто случалось с людьми, приходившими в этот офис. Кто-то был измотан до предела, кто-то взбешен, кто-то балансировал на грани истерики. И мало кто из посетителей бывал спокоен. Эти стены очень редко видели спокойных и уравновешенных людей, помимо Кропика и Аояги. Но оба они были сотрудниками агентства и посему в расчет не принимались.

– Я не помню свою мать. Она умерла, когда я был совсем маленьким.

Кропик поднялся из-за стола и проследовал через комнату до картотечного шкафа. В офисе он носил полузакрытые домашние туфли с верхом из шотландки, в достаточной степени походившие на уличную обувь – то есть это Кропик считал их в достаточной степени походящими на уличную обувь. На самом же деле он выглядел в них как старик, шлепающий по квартире в старых облезлых тапочках. Впрочем, он и был стариком, даже не думая скрывать собственный возраст. Этим он отличался от своего офисного напарника, Аояги, с его подкрашенными волосами и вычурным золотым амулетом на тоненькой дамской цепочке. Аояги все еще метил в стиляги – это архаичное словечко, до сей поры употребляемое Кропиком, само по себе указывало на то, как далеко в прошлом осталась пора его юности.