Поезд был уже рядом. За мгновение до прыжка я понял, что выбор у меня один, но я его сделал еще до того, как двинулся. Бросившись к моему Другу, я изогнулся и попытался схватить его и одновременно откатиться с пути поезда. И мне это почти удалось. Почти удалось – если не считать моей ноги, которая, когда я прыгнул, вытянулась сзади, и ее начисто отрезало огромными колесами.

2

В больнице я познакомился с Язенкой. Язенкой Чирич. Никто не мог как следует выговорить «я-ЗЕН-ка», и потому люди долго звали ее Джаз.

Ей было семь лет, и бо́льшую часть своей жизни она провела подключенной то к одному, то к другому зловещему аппарату, помогавшему ей в долгой безнадежной борьбе с ее непослушным телом. Ее кожа была цвета белой свечки в темной комнате, губы фиолетовые, цвета какой-то иностранной валюты. Болезнь сделала девочку серьезной, в то время как юность поддерживала в ней жизнерадостность и надежду.

Поскольку она провела столько времени в постели в больничных палатах, в окружении незнакомых лиц, белых стен и немногочисленных картинок на них, у нее было лишь два любимых занятия: чтение и телевизор. Когда она смотрела телевизор, ее лицо напрягалось, а потом приобретало выражение торжественности и полной сосредоточенности – как у члена семьи, впервые оглашающего чье-то завещание. Но когда она читала, какая бы книга ни попалась, ее лицо не выражало ничего, никаких чувств.

Я познакомился с ней, потому что она прочитала в газете про меня и Друга. Через неделю после случившегося в мою палату пришла одна из медсестер и спросила, не соглашусь ли я встретиться с Джаз Чирич. Когда она рассказывала мне про девочку и ее состояние, мне представился больной ангел с чертами Ширли Темпл или, по крайней мере, Дарла из «Маленьких мошенников».

Но вместо этого у Язенки Чирич оказалось характерное, интересное личико с резкими, тесно посаженными чертами. Ее густые черные волосы вились, как шерстяная набивка в старинной мебели, и были почти того же цвета.

Представив нас друг другу, медсестра ушла по своим делам, а Джаз села на стул у моей койки и осмотрела меня. Меня все еще беспокоили страшные боли, но я заранее решил вести себя не слишком жалостно. И этот визит был моим первым шагом в данном направлении.

– Какая ваша любимая книга?

– Не знаю. Наверное, «Великий Гэтсби». А твоя?

Она пожала плечами и цокнула языком, словно ответ был самоочевидным:

– «Дамы в горящих ночных рубашках».

– Это такая книга? И кто ее написал?

– Эган Мур.

Я улыбнулся. Эган Мур – это мое имя.

– О чем же эта книга?

Она очень внимательно посмотрела на меня и стала разматывать одну из тех бесконечных и бессвязных историй, какие могут любить только дети.

– Тогда чудовища спрыгнули с деревьев и утащили их в страшный замок, где злой король Скальдор…

Что мне в этом нравилось – это как она демонстрировала все происходящее. У Скальдора было страшное косоглазие, и Джаз в совершенстве его изображала. Когда кто-то подкрадывался, она сгибала пальцы, как ведьмины когти, и они дьяволятами, будто на цыпочках двигались через разделяющее нас пространство.

– …И они вернулись домой как раз к своей любимой телепередаче.

Она откинулась на стуле, утомленная, но явно довольная своим представлением.

– Похоже, это действительно жуткая книга. Жаль, что не я ее написал.

– Да, жуткая. А теперь можно спросить вас?

– Конечно.

– Кто сейчас заботится о Друге?

– Моя соседка.