Интересно, если ноги от ушей, чем же она думать должна?
Вышагивать-то она вышагивала, точно по подиуму, профессионально заплетая ногу за ногу, да вот в походке чувствовалась нервозность. Сутулилась Света Самушкина, непрофессионально ежилась не то от холода, не то от страха, и раз за разом внезапно оборачивалась то вправо, то влево, шарахаясь в сторону от больших черных машин. Ее шаг составлял добрых два моих, я неслась за ней следом бодрой рысью, почти не прячась, точно пони за строевым кавалерийским конем, но она не меня искала, смотрела поверх моей головы — и слава Богу. Очень хотелось мне проследить, куда она направляется, седьмое чувство и безошибочная женская интуиция подсказывали наперебой, что мы вот-вот вплотную приблизимся к заветному чемоданчику под крышей на чердаке. Я, честно сказать, не очень представляла себе, что мне делать, если вдруг сейчас эта длинношеяя родственница африканского жирафа извлечет откуда-нибудь свое неправедным путем добытое состояние. Не в драку же лезть, в самом деле! Как-то не готова я была проводить политику активного физического вмешательства под девизом «грабь награбленное». Надеялась на мирное развитие событий, идиотка!
Света Самушкина тем временем, бурно проведя ночь, по-видимому, испытывала те же муки, что и ее подруга из танцкласса. Пару раз ее так заносило, что я готова была броситься вперед и поддержать ее под руку. Если не держат ноги, держи себя в руках! Вид у нее был растерянный, недовольный, она мало походила на счастливую обладательницу десяти миллионов. Мы друг за дружкой, гуськом свернули на Литовскую, потом на Сампсониевский проспект, потом на Гельсингфорскую, приближаясь к Неве, к Выборгской набережной. Я устала, и в душу мою начало закрадываться подозрение, что красавица в синем пальто от Кардена, которое я видела лишь в модном журнале, бесцельно шатается по городу, не зная, что предпринять и куда пойти.
Похмельный синдром заставил девушку купить в ларьке банку джина с тоником. Деточка, похмеляться лучше пивом, как же тебя мама не научила? Пока она стояла в очереди, я на лотке неподалеку взяла сосиску в тесте и с отвращением вцепилась в нее зубами. Конечно, голод не тетка, но требуха взамен семги и мяса по-французски — это оскорбительно!
Однако в тот день мне не судьба была перекусить спокойно. Пользуясь минутой передышки и тем, что Света Самушкина завернула в синюю кабинку платного туалета, я расслабилась, привалилась к кирпичному забору завода «Красная заря», глядя на мерцающие волны Невы и слушая крики чаек, низко снующих под хмурым пасмурным небом. Близок уже был Гренадерский мост, темной громадой возвышались по ту сторону реки казармы Гренадерского полка…
Неожиданно поведение одной из машин показалось мне подозрительным. Желтая «волга», по виду похожая на угнанное такси, медленно проехав довольно далеко вперед вдоль парапета набережной, вдруг развернулась, явно нарушая правила, и покатила в обратном направлении, держась у самого тротуара. Почти достигнув того места, где я стояла со своей сосиской в зубах, «волга» вдруг остановилась. Из салона поспешно вылез встревоженный тип армянской наружности в темном старомодном пальто и теплой кепке, и заметался по тротуару вперед-назад, точно гончая в поисках потерянного следа. На лице его была целая буря эмоций — и недовольство, и возмущение, и гнев, и страх. Не найдя того, что искал, армянин хлопнул руками по ляжкам, выругался по-армянски и обратился ко мне.
— Бабка! Эй, бабка!
— Я вам не родственница, молодой человек, — неприязненно сказала я, демонстративно отворачиваясь, а у самой сердце замерло от испуга. Да еще эта проклятая сосиска…
— Вах-х!.. Женщина! Слушай, женщина! Не видел девушка?! Такой високий, такой — ух-х!! Весь из себя такой!
«Тебе и корова будет ух-х!» — подумала я, обомлев, и с перепугу сумела только покачать головой. |