Здесь явно чувствовался холод серебристого тумана. Даже несколько дней спустя. Покалывал ледяными иголками кожу, но, похоже, только мне. Остальные никакого дискомфорта не ощущали, но молчали, и в этой тишине, прерываемой редкими вечерними птахами, мне внезапно стало не по себе. Они стояли, смотрели на меня и ждали от меня чуда. А вдруг я неспособна исполнить это чудо? Недостойна? Захар сказал — полубогиня, но я себя таковой не чувствую от слова совсем! Лада Яцкевич полубогиня, смех и грех! Провалю всю затею, придётся до конца жизни быть «той, что не смогла запустить туманные воронки.»

Студент протянул мне листок из блокнота с переводом формулы, и я заметила, что его рука дрожит. Захар поправил очки и серьёзно сказал:

— Не бойся, всё получится.

— Кто боится, — буркнула я, пытаясь унять трясущиеся пальцы, расправила бумажку. Вгляделась в знакомые буквы. Я боюсь. Я отчаянно трушу. Как последняя курица. Вот бы Дала прикололась! Дала… Нет уж! Надо, чтобы всё получилось, чтобы её смерть не была напрасной! Если не для Жанны, то хотя бы ради сестрёнки я обязана запустить эти хреновы воронки! Обязана!

— Отойдите все! — распорядился Агей. — Лада, ты готова?

Я кивнула, откашлялась и сипло начала читать. Слова были старыми, со странным склонением. Вот бы Слоник обрадовалась такому экзамену! Да, я же обещала выучить чёртов монолог про дуб… Не о том думаю, блин! Строчки о тумане, что должен закрутиться, завертеться и проложить дорожку в другое место, показались мне мелодичной песней, аж захотелось найти к ней мелодию.

Ладони зачесались, закололи льдом, я выронила бумажку, вытянула руки инстинктивно подальше от себя, и случилось то, чего все ждали. Дымка серебристого тумана потянулась с моих пальцев на траву. Всё быстрее и быстрее, как бесконечная связка платков из кармана фокусника. Туман полз к прогалине перед лесом, крутился сам собой, заворачиваясь спиралью, вставал на дыбы. И по мере того, как кучка тумана увеличивалась в размерах, мне становилось всё тяжелее и тяжелее. Тело наливалось свинцом. Руки тянуло вниз. Ноги подкосились, и я с ужасом начала валиться на землю. О нет! Только не это! Только не сейчас!

Кто-то подпёр меня под спину. Агей… Бдит, мой рыцарь без страха и упрёка! Стало трудно дышать. Ну давай же, воронка, давай, запускайся… Я не выдержу долго! Грудь сдавило железным обручем. Каждый вдох давался мне ценой невероятных усилий, зато выдох получался сам собой. Нет, я не смогу… Не вытяну… Я не героиня, я не умею бороться!

— Ещё немного! — умоляюще шепнули мне на ухо.

— Я… не могу… дышать… — едва выдавила я, отстранённо наблюдая, как растёт воронка и встаёт почти в два человеческих роста. Перед глазами прыгали чёрные точки, словно пьяные тараканы на выгуле, в голове звенела пожарная сирена — всё, хватит, организм больше не выдержит!

— Ещё чуть-чуть, моя храбрая ведьма, моя богиня! — голос стал далёким, словно Агей говорил с Луны. Храбрая ведьма задыхалась, лёгкие без воздуха горели огнём, руки жёг мороз магического тумана, а сознание моё словно отделилось от тела. Я наблюдала за этой битвой со стороны, уже равнодушно и расслаблено. Боль во всём теле была чужой, не моей, странной… Руки опустились, прерывая нити тумана, и кто-то поднял их, чертыхаясь на дикий холод. Я не знала, кто это был. Мне было уже всё равно, меня словно вывернули наизнанку, выдавливая из тела последний кусочек магии, как пасту из тюбика… Перед глазами помутилось. Последним, что я услышала, был радостный вопль Захара:

— Она сделала это!

И в этот момент что-то оборвалось во мне. Я ушла в небытие, в сладкие знакомые объятия чёрного киселя.

Жанна стояла передо мной в классической позе госпожи: раздвинув ноги на ширину плеч, руки скрещены на груди, в ладони кожаная плётка.