Увидев его вживую в трёх шагах, я чуть было не заорала от страха, но вовремя вспомнила, что я главная в команде слабых девушек, что я ведьма-эмпат-телепат и что мы в волшебном лесу Заоблачной. А значит, простых медведей здесь быть не должно!

Поэтому я слегка поклонилась ему, приложив руку к сердцу, как это бы сделал Нечай, и сказала внятно:

— Здравствуйте! Мы не знаем, кто вы, но не желаем никому зла. Мы потерялись и хотели бы найти дорогу в Вырий Яр!

Медведь с почти человеческим лицом с минуту смотрел на меня, на Свету, потом так же внятно и глухо проворчал:

— Боровой! Не проводник. Ведьмы. Зло.

— Не зло, нет! — поспешила разубедить его я. — Ведьмы, да! Мы начинающие и мы правда-правда потерялись! Помощь!

Боровой (странное имечко!) зарычал:

— Ведьма хитрая! Нечисть обманута всегда…

— Нам незачем обманывать нечисть, — я покачала головой, снова обласкивая Борового видением берёзовой рощи. — Мы любим природу! И я должна… Должна найти оборотню, за которой присматриваю! Чтобы она не наделала бед!

— Телепат, зови! — медведь смотрел на меня подозрительно, типа, раз ты ведьма, то всё можешь. Я вздохнула:

— Да я всего два дня как телепат… Не умею я…

Боровой хмыкнул, совсем как человек, и потряс косматой башкой:

— Уйди!

Я непонимающе уставилась на него. Уйти откуда? Потом догадалась — ведь Дала всё ещё в его мозгах, нифига не делает, руку об руку не ударит, лентяйка! Стиснув амулеты, я мысленно позвала сестру, не скрывая раздражения. Она появилась в ту же секунду, словно только этого и ждала. Медведь шумно вздохнул:

— Идём. Хозяин рассудит.

Так! Это уже хорошо! Не прогоняет, но хочет отвести к неизвестному хозяину. Прямо квест какой-то получается! Надеюсь, в конце нас ждёт награда… Я быстренько подхватила под руку всё ещё безвольную Свету и заторопилась за медведем.

Мы долго брели по лесу со скоростью беременной черепахи. Боровой не особенно спешил. Может, это была его нормальная скорость, а может, дела остались, но он то и дело останавливался, нюхая воздух, мох, деревья. Мы тоже останавливались, почтительно ожидая. Да и ногам давали отдых. Не знаю, как у Светы, а у меня лично всё болело, да и утренние блины уже давно переварились и теперь в желудке противно подсасывало. Дала давно устроилась внутри меня, видно, чтобы не утруждаться передвижениями, и молчала, во всяком случае, я её не слышала и не чувствовала её эмоций. Оказывается, химеры тоже спят.

Наконец, мы добрели до жилья. Впрочем, и жильём его назвать было слишком почётно. Избушка, вросшая в землю, вся покрытая мхом, еловыми лапами и даже без окон. Но — обратите внимание, честной народ! — с самой настоящей антенной, торчавшей из дерева, к которому прислонилась избушка.

— Зачем в глухом лесу антенна? — спросила я саму себя и самой же себе ответила: — Конечно, для интернета, что за вопрос!

— Есть такое дело, — скрипнул рядом старческий голос, сразу напомнивший мне домового Кузьму.

Я резко обернулась. На пеньке, почти сливаясь с лесом, сидел коренастый гном с длинной седой бородой, весь сморщенный от старости, но ещё крепкий и бодрый. Он был похож на Кузьму: с одной стороны такой же древний и косматый, а с другой казался сделанным не из паутины и домашней пыли, а из листьев и мха. У ног его сидело полосатое животное, что-то вроде куницы, но гораздо крупнее.

Я опасливо покосилась на зверька, и тот оскалил острые зубки, издав нервное шипение. Старичок шикнул на него:

— Не ругайся, бука! Это гости.

— Ведьмы, — пробурчал Боровой сзади.