Изменить размер шрифта - +
Я из-за этого ругался, требовал убрать. Слушались, все убирали и разбирали, но как только я уходил, все возвращалось на круги своя. Но слишком сильно ругать бойцов не стоило. Май двадцатого выдался слишком жарким, а спать в раскаленном за день бронепоезде — удовольствие ниже среднего. Подозреваю, что в вагонах на ночь оставалась лишь Нюся, да Тимофей Веревкин. Для юной женщины в палатках не было места, а художник, как я подозревал, просто не замечал жары.

Кстати. Не буду я Веревкина никому отдавать. Оставлю его при себе. Авось пригодится.

Известие о скором отъезде вызвало нескрываемую радость. Понятное дело, в Москве хорошо, а дома лучше. Озадачив личный состав, отправился в гостиницу «Метрополь». Официально, разумеется, я ушел по делам.

Наталья Андреевна встретила меня вопросом:

— Кеды пан выежджа?

Это она по-каковски спросила, по-польски? Ух ты, «старая» большевичка, так ты еще и полиглот.

— Чи пани муви по-польски? — улыбнулся я.

Кажется, настал черед удивляться Наталье Андреевне моим познаниям, хотя в моем лексиконе было всего несколько польских слов и выражений.

— Розумем по польску, але муве бардзо желе, — хмыкнула женщина. — Чи пан Аксенов муви по-польски?

— Муве только по росийски, — вздохнул я, и спохватился: — Милая пани, а чего вына польский язык перешли? Или, вам известны какие-то секреты?

Я сделал строгое лицо, а дочь графа Комаровского усмехнулась.

— А вы не забыли, товарищ Аксенов, где я работаю? Все, что касается внешнеполитических вопросов, обсуждается в Коминтерне. Обсуждения, разумеется, чисто формальные, но ЦК РКП (б) обязан поставить Коммунистический интернационал в известность о его кадровой политике в отношении других государств. Если честно — сама была удивлена, услышав твою фамилию. Впрочем, в ваши секреты я залезать не стану, своих хватает, но польский язык, Володя, учить придется. Как ты в Польше собираешься работать?

— Попрошу путеводитель по Варшаве, — мрачно сообщил я.

— Надо говорить: «Попрошэ о пшэводник по Варшаве в езыку росыйским», — назидательно сказала Наталья Андреевна, став похожей на молодую учительницу.

То, что услышал, мне не понравилось. Нет, чисто теоретически, я Коминтерну доверяю, но стоит ли давать информацию о том, что еще только в проекте? И вообще, надо ли делиться секретными данными с организацией, состоящей, в основном, из иностранцев?

Вслух, понятное дело, свои сомнения я высказывать не стал. Зачем обижать Наташу? Да, а откуда она знает польский язык? Хотя…

— Пани, а ваша фамилия, случайно, на самом деле не Камаровски? — поинтересовался я.

— А то! — гордо отозвалась Наталья. — Наш род — от герба Остоя. Между прочем, самый древний род Польши. А герб…

Наташа откашлялась, а потом важно произнесла:

— В поле червлёном два полумесяца золотых, обращённых рогами один влево, другой вправо; а меж ними остриём вниз меч, крыж которого имеет вид креста. Над шлемом пять страусовых пера.

— Ух ты, — восхитился я. — Так ты, пани, еще и из шляхты.

— Фи, — сморщила носик графинюшка. — Мой род уже столько лет служит России, что мы уже не воспринимаем себя поляками. Прапрадед вместе с Суворовым Прагу брал, за что золотое оружие от императрицы получил. И язык польский батюшка учить заставил. Его, отчего-то, на все польское пробило.

— Так может, оно и не хуже, — рассудительно сказал я. — Все-таки, знания лишними не бывают.

— Ага, — поддакнула Наталья Андреевна, потом вздохнула: — Не представляешь, как я страдала из-за папочкиной причуды.

Быстрый переход