Память у меня была хорошая, я ничего не записывала, и, кажется, полковник Приходько остался этим доволен.

В заключение полковник сказал:

— Найдите нам зацепочку. Хотя бы одну. Маленький фактик, чтобы начать следствие…

4

К дому на Нарымской улице я вышла сразу.

Это была розовая железобетонная коробка в пять этажей. Прямо перед окнами росли четыре большущих тополя, чудом сохранившихся после знакомства со строителями, возводившими дом. Правда, одному тополю, видимо башенным краном, начисто обломили верхушку, у другого содрали кору на стволе, но тополя выжили, оправились от ранений и, забыв обиды, буйно зазеленели листвой.

Дверь моей будущей квартиры была распахнута настежь. На лестничной площадке, перед шкафом с электросчетчиками, стоял мужчина в безрукавке из искусственного меха. Он заглядывал в застекленное окно шкафа и ворчал:

— Вот черти! Надо же так установить — ничего не разглядишь!

Он услыхал мои шаги и, не поворачиваясь, подвинулся, чтобы меня пропустить.

Я остановилась за его спиной.

Конечно, это был мой будущий сосед Петр Иванович — полковник Приходько сообщил о нем: бывший военный журналист, одинокий пенсионер, но еще работает консультантом в молодежной газете. О том, что я собираюсь здесь делать, не знает ничего.

— Разрешите, посмотрю, — сказала я.

Припадая на правую ногу, — я знала, что у него фронтовое ранение, — он отступил в сторону. Свет, падающий через лестничное окно, в самом деле был очень тусклым, но все же мне удалось прочитать цифры на счетчике.

— Спасибо! — поблагодарил он.

У него были резкие морщины на лице, мохнатые седые брови и по-детски чистые глаза. Я не уходила. Он выжидательно посмотрел на меня и улыбнулся:

— Здравствуйте, Евгения Сергеевна!

— Здравствуйте. Но, может быть, я не Евгения Сергеевна, о которой вам, видимо, сказали, а, скажем, контролер «Энергосбыта». Или просто хожу и смотрю — что плохо лежит.

— Контролера «Энергосбыта» я знаю. А насчет «плохо лежит» — внешность неподходящая.

Что ж, опасения полковника Приходько, должно быть, имели под собой почву…

— А что же я держу вас у дверей, — спохватился Петр Иваныч — Проходите, пожалуйста.

В длинную узкую переднюю выходили двери двух комнат, одна из них была, следовательно, моя. Петр Иваныч представился мне, повторив почти слово в слово все, что сказал о нем полковник Приходько.

— Из домоуправления мне уже звонили, — сказал Петр Иваныч. — Значит, Сережа Захаров, который в этой комнате жил, ваш родственник?

— Дальний, — сказала я.

До моего разговора с полковником Приходько я вообще ничего не знала о Сереже Захарове, молодом геологе, который на полгода уехал на Чукотку. Полковник хотел избавить меня от гостиницы; чтобы объяснить окружающим неожиданную удачу с жильем в перенаселённом Новосибирске, пришлось сделать геолога моим «родственником».

Врать хорошему человеку всегда неприятно, даже если этого требуют особые обстоятельства. Но я, словно актриса в театре, уже начала свою роль и должна была действовать по пьесе: эту пьесу вёл мой режиссер, полковник Приходько. Отныне для всех я только товаровед, как записано в трудовой книжке, приехала устраиваться на работу по специальности, следовательно, в торговую сеть. Весьма желательно было бы попасть в систему новосибирского Горторга. Именно Горторга…

Петр Иваныч не проявил любопытства и избавил меня от дальнейшего вранья. Он просто открыл дверь и сказал:

— Вот ваша комната. Я кое-что приготовил там, хотя и не знал, что у вас есть, а чего нет.