Артем побежал. Изо всех сил побежал. Он так не бегал, даже когда ему самому угрожал пятидесятикилограммовый мохнатый злобный зверь с адским именем. Он так никогда не бегал, а сейчас думал, что никогда больше и не побежит. Время испуганных мальчиков прошло. Сейчас даже если вдруг и придется испугаться, то нужно соответствовать возрасту и не показывать виду. Иначе это совсем не по-мужски. Но тогда быстрый бег был то, что нужно. И соответствие возрасту, и это был единственный способ спасти маму. Тварь искусала маме руки, едва не откусив два пальца. Почему Цербера не усыпили после этого? Дед не дал. Да и отец как-то вяло заступался за маму. А потом и вовсе поддакнул деду. Что, мол, так и должно быть. Пес должен почитать только одного человека – хозяина. Но в случае с Цербером – им могли управлять и отец и дед. После того случая появился вольер. Цербера выпускали только ночью.

– Беги, сынок! Беги…

Слова звенели в ушах, будто он все еще семилетний мальчик. Из воспоминаний его вырвало утробное урчание. Звук исходил из-под досок, сложенных под навесом на углу дома. Артем медленно подошел к ближайшей подпорке навеса и присел. Он действовал осторожно, потому как понимал, что под досками скорее всего прячется собака. Это самое урчание могло быть только проявлением недовольства. А недовольный пес может усложнить жизнь. Тема снова вспомнил изуродованные Цербером руки мамы. Надо быть осторожным.

Это был Цыган. Пес забился глубоко под доски и рычал. Причем его недовольство вызывало не все, что движется. Его раздражало или пугало что-то определенное. И Артем, хвала собачьим богам, к этому определенному не относился. Едва Цыган увидел Тихонова, тут же, оставляя клоки шерсти на побитых временем досках, пополз к нему. Пес обезумел от страха. Он то скалился, то скулил, но все время смотрел на сарай. Его пугало то, что находилось там, или то, что чудилось псу. В любом случае дело дрянь, к тому же страх собаки в момент передался хозяину. Артем как мог успокаивал собаку и себя. Вроде бы получалось.

Тихонов отвел Цыгана к вольеру у калитки. Пес успокоился и даже съел предложенную Ольгой еду.

– Что-то он нервный какой-то, – с опаской произнесла девушка.

– Просто он тебе не доверяет, – ответил Артем.

Впервые с того момента, как маму покусал Цербер, Тихонов произнес это сам. И что самое странное, сейчас он был уверен, что у собаки должен быть один хозяин. А остальным пес может не доверять, остальных пес может ненавидеть. И только хозяин может запретить ему это делать.

– А ты? – Оля посмотрела в глаза Артему. – Ты мне доверяешь?

Тихонов отстранился, пытаясь понять, шутит ли она с ним. Нет, не шутила.

– Подобный вопрос может означать две вещи. Либо ты уже что-то сделала, либо собираешься… И в обоих случаях меня что-то настораживает.

Оля улыбнулась.

– А ты умен не по годам.

– Знаю, детка. Три хрустальные совы – итог работы серого вещества, находящегося вот в этой черепной коробке. – Он постучал пальцем по виску и принял серьезный вид.

– О! Покажешь? Сов покажешь?

– Покажу, – тон Артема стал серьезным. – Только скажи мне, к чему вопрос о доверии.

Оля прижалась к нему.

– Танька через неделю выходит замуж.

Вот оно в чем дело?! Он так и знал, что не обошлось без этой вертихвостки. Таня – сводная сестра Оли. Гонки по вертикали у них начались еще в шестом классе. Танька получала пятерку, Оля не уступала ей и учила чуть ли не наизусть материал, чтобы на следующий день получить две. Танька шла в кино с мальчиком. Оля – с двумя. А теперь Танюша подросла и захотела замуж. Артем должен был догадываться, что именно так это может и закончиться.