Выбор места и гипертрофированные размеры нового полицейского штаба вызвали горячую критику, но в конце концов полиция настояла на своем.

Заветной целью полиции, вернее некоторых ее руководящих деятелей, была власть. Именно стремление к власти прежде всего определяло действия полиции в последние годы. А поскольку полиция до сих пор никогда не выступала в шведской политике как самостоятельная сила, лишь немногие осознали, чем это пахнет, большинству же ее непрекращающаяся активность казалась непонятной и противоречивой.

Новое здание должно служить олицетворением новой силы и власти. Облегчить централизованное управление в тоталитарном духе, а заодно стать крепостью, закрытой для посторонних глаз твердыней. Роль посторонних отводилась в этом случае всему народу.

И еще один важный мотив: над шведской полицией в последнее время много смеялись. Слишком много. Теперь смеху будет положен конец, полагали в соответствующих кругах.

Впрочем, все это пока не выходило за пределы сокровенных чаяний, лелеемых кучкой людей. И то, что при благоприятных политических зигзагах могло трансформироваться в министерство ужаса и кошмара, пока что было всего лишь огромной яминой в каменистой почве острова Кунгсхольмен.

И по‑прежнему из окна Рённа можно было свободно обозреть верхнюю часть Бергсгатан и пышную зелень Крунубергского парка.

Мартин Бек встал с кресла и подошел к окну. Ему было видно даже окно той самой квартиры, где Карл Эдвин Свярд месяца два пролежал мертвый и всеми забытый.

– Прежде чем стать специалистом по ограблениям банков, ты расследовал один смертный случай. Фамилия покойного – Свярд.

Рённ смущенно хихикнул.

– Специалистом… Не сглазь!

Рённ был человек как человек, но в характере – ничего общего с Мартином Беком, поэтому сотрудничество у них никогда не ладилось.

– Но насчет Свярда ты прав, – продолжал он. – Я как раз занимался этим делом, когда меня отрядили в распоряжение специальной группы.

– Отрядили в распоряжение?

– Ну да, направили в спецгруппу.

Мартин Бек поморщился. Сам того не замечая, Рённ сбивается на военный жаргон… Два года назад в его речи не было словечек вроде «отрядили в распоряжение».

– Так, и к какому же выводу ты пришел?

Рённ помял свой красный нос и пробурчал:

– Я не успел копнуть как следует. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что это дело, как известно, поручили мне. Своего рода трудовая терапия.

– Угу… Дурацкое дело. Прямо как начало детективного романа. Убитый старик в комнате, которая заперта изнутри. А тут еще…

Он умолк, словно чего‑то устыдился. Еще одна несносная привычка, его поминутно надо подстегивать. Скажем, так:

– Ну, что еще?

– Да нет, просто Гюнвальд сказал, что мне следовало бы тотчас арестовать самого себя.

– Это почему же?

– В качестве подозреваемого. Да ты погляди – видишь? Дескать, я мог сам застрелить его отсюда, из окна моего кабинета.

Мартин Бек не ответил, и Рённ окончательно смешался.

– Да нет, это он пошутил, конечно. И ведь окно Свярда было закрыто изнутри. И штора опущена, и стекло целое. К тому же…

– Что к тому же?

– К тому же я никудышный стрелок. Один раз с восьми метров промахнулся по лосю. После этого отец не давал мне ружья. Только термос доверял, водку да бутерброды. Так что…

– Что?

– Да ведь тут двести пятьдесят метров.