– Правда, не знаю.

– Может быть, вы хотите, чтобы я выражался яснее? Господин Мауритсон, вы этого хотите?

– Прошу вас, – смиренно произнес Мауритсон.

Гюнвальд Ларссон выпрямился и с раздражением сказал:

– Хватит представляться! Ты отлично знаешь, о чем речь.

– Конечно, знает, – добродушно подтвердил Бульдозер. – Просто господин Мауритсон ловчит, хочет показать, что его голыми руками не возьмешь. Так уж заведено – поломаться для начала. А может быть, он у нас просто застенчивый?

– Когда стучал на своих приятелей, небось не стеснялся, – желчно заметил Гюнвальд Ларссон.

– А вот мы сейчас проверим. – Бульдозер подался вперед, сверля Мауритсона глазами. – Значит, тебе надо, чтобы я выражался яснее? Хорошо, слушай. Мы отлично знаем, что это ты в прошлую пятницу ограбил банк на Хурнсгатан, и отпираться ни к чему, у нас есть доказательства. Грабеж дело серьезное, да, к сожалению, этим не ограничилось, так что, сам понимаешь, ты здорово влип. Конечно, ты можешь заявить, что на тебя напали, что ты вовсе не хотел никого убивать, но факт остается фактом, и мертвеца не воскресишь.

Мауритсон побледнел, на лбу заблестели капельки пота. Он открыл рот, хотел что‑то сказать, но Бульдозер перебил его.

– Надеюсь, тебе ясно, что в твоем положении юлить не стоит, только хуже будет. У тебя есть один способ облегчить свою участь – перестать отпираться. Теперь понял?

Мауритсон качал головой, открыв рот.

– Я… я не понимаю… о чем вы толкуете. – выговорил он наконец.

Бульдозер встают и заходил по кабинету.

– Дорогой Мауритсон, мое терпение беспредельно, но я не переношу, когда человек глуп как пробка.

По голосу Бульдозера чувствовалось, что даже у беспредельного терпения есть предел.

Мауритсон все так же качал головой, а Бульдозер, важно прохаживаясь перед ним, продолжал вещать:

– Мне кажется, я выразился достаточно ясно, но могу повторить: нам известно, что ты явился в банк на Хурнсгатан. Что ты застрелил клиента этого банка. Что тебе удалось уйти и унести с собой девяносто тысяч крон. Это точно установлено, и тебе нет смысла отпираться, только хуже будет. Зато, если ты перестанешь юлить и признаешься, тебе это зачтется – в какой‑то мере, конечно. Но одного признания мало, ты должен помочь полиции, рассказать, как все происходило, затем – куда ты спрятал деньги, как ушел с места преступления, кто тебе помогал. Ну, теперь до тебя дошло?

Бульдозер прекратил разминку и снова сел за письменный стол. Откинувшись в кресле, он посмотрел на Рённа, потом на Гюнвальда Ларссона, словно ждал аплодисментов. Но лицо Рённа выражало только сомнение, а Гюнвальд Ларссон ковырял в носу с отсутствующим видом. Образцовый по ясности и психологической глубине монолог не был оценен по достоинству. «Бисер перед свиньями», – разочарованно подумал Бульдозер и снова повернулся к Мауритсону, в глазах которого смешались недоумение и страх.

– Но я тут совершенно ни при чем, – горячо произнес Мауритсон. – О каком таком ограблении вы толкуете?

– Кончай вилять. Сказано тебе – у нас есть доказательства.

– Какие доказательства? Не грабил я никаких банков и никого не убивал. Черт‑те что.

Гюнвальд Ларссон вздохнул, поднялся и стал у окна, спиной к остальным.

– С таким, как он, да еще вежливо разговаривать, – процедил он через плечо. – Врезать ему по роже – сразу все уразумеет.

Бульдозер жестом успокоил его.

– Погоди немного, Гюнвальд.

Он уперся в стол локтями, положил подбородок на ладони и озабоченно посмотрел на Мауритсона.