День первый

– Когда люди грызут друг другу глотки, – сказал он. – Вовсе не обязательно в буквальном смысле. Главное – враждующие непримиримы. Вы согласны с тем, что и будущее невозможно без конфликтов, спасибо и на том… Но вы упорно считаете, что все ограничится чинным ученым спором в каком-нибудь хрустальном амфитеатре. А я пытаюсь втолковать вам, что и через сто, двести лет конфликты так и не приобретут характера чисто словесной дуэли. Всегда будут какие-то действия – не грязные, не кровавые, но так или иначе ограничивающие возможность одного из противников бороться и дальше. Действия.

– Знаете, расскажите лучше о ваших творческих планах.

– Вы увиливаете.

– Потому что не могу с вами согласиться, – сказал я.

– Потому что вы из упрямых, – передразнил он мою интонацию. – Упрямец вы, Адам, правда, имя у вас интересное. Адам Гарт. Прекрасное имя – по нему абсолютно невозможно определить вашу национальную принадлежность. Европеоид – и точка. Идеальное имя для разведчика.

– Фамилию родителей не мы выбираем, – сказал я. – А имена родители нам дают, не спрашивая нас. Итак?

– Итак… Когда-то боролись с устаревшими общественными формациями. Побороли. Боролись с ядерным оружием и регулярными армиями. Разоружились. Сейчас борются с экстремистами. Я уверен, скоро одолеют и их. На дворе не Эдем еще, но далеко уже не клоака. А дальше? Вам не приходит в голову, что человечество без оружия и войн, обеспеченное хлебом и работой, стоит на пороге новых, неведомых конфликтов? Конфликтов благополучного человечества? Любой самый привлекательный образ жизни, любая общественная формация не вечны, что-то должно прийти им на смену, иначе застой. Хоть с этим вы согласны?

– Ну да, – сказал я, щелчком отправив за борт окурок.

– Вот. Ну а если общество встретится с конфликтами, которых мы пока и представить себе не можем? Ну, скажем, борьба сторонников космической экспансии с домоседами? Противостояние биологической и технической цивилизаций? Сторонников изменения человеческого тела с теми, кто считает наше тело вечной и незыблемой святыней? Непримиримая схватка? – Догарда прищурился. – Непримиримая.

Признаться, он мне надоел. Вскоре должен был показаться город, а я еще многого не продумал, не успел составить четкого плана действий – так, наметки, черновики. Впрочем, тут и не может быть четкого плана действий…

Догарда задумчиво курил – розовый, тугой, как дельфин, с лихой шкиперской бородкой. Он был фантастом. Очень известным и популярным не только на континенте. И потому умел играть словами, как черт – грешными душами. А я просто-напросто не умел дискутировать о будущем человечества и гипотетических путях его развития, моя специальность – сугубо злободневные, сиюминутные дела, ничего общего с социальной футурологией не имеющие.

– Вы мне не ответили, Адам.

Я очнулся и вспомнил, что меня со вчерашнего дня зовут Адам.

– Вряд ли мы переубедим друг друга, так стоит ли тратить порох? Скажите лучше, что вам понадобилось в городе?

– Посмотреть хочу, – сказал он. – Я люблю бывать там, где есть тайна. Тем более такая тайна.

В этом мы как раз не сходимся, мог бы я сказать. Я терпеть не могу шататься по всяким таинственным местам, но именно поэтому меня то и дело туда забрасывает. Точнее, забрасывают. И ничего тут не поделать, потому что другой жизни мне не надо.

Пассажиры сгрудились у правого борта и прилипли к биноклям, хотя до города оставалось еще несколько миль. Мы долго молчали. Потом к нам подошел моряк, кивнул мне и сказал:

– Попрошу приготовиться.