Я пытался писать Рейчел письма, но, как бы ни были они художественны и изысканны, я не видел смысла их отправлять, поэтому просто подшивал их в папку. Похоже, я не умел использовать слова, не превращая их в литературу. Вдобавок еще телефон сломался. Я хотел послать ей пузырек с моими слезами на закате, «Ромео и Джульетту» Чайковского, «Яркую Звезду» Китса, видеозапись, изображающую, как я укладываюсь в постель и кашляю, совсем одинокий.

Здание муниципалитета Кенсингтона выглядело вполне подходяще для экзаменов. Я не решился войти внутрь, но когда оттуда около четверти шестого, пошатываясь, вышел негр с блуждающим взглядом, которого, несомненно, только что отымели по полной программе, принимая у него экзамен, я решил к нему докопаться. Изобразив американский акцент, я выжал из него максимум сведений о контроле, местах для сидения и прочем.

Зайдя в какой-то солидный бар, я торжественно выпил оранжада. Пока я пил, мне пришло в голову позвонить Глории. Еще на первой неделе Упадка я побывал у голубого доктора, и он дал понять, что у меня все чисто и больше не обязательно ходить к нему, чтобы он меня лапал. (Возможно, я себе льщу; мой конец так сжался от страха, что навряд ли смог возбудить в нем что-нибудь, кроме смеха.) Да, Глория. Тряхнем стариной.

И я, конечно же, позвонил ей, как только вернулся домой. Я вынужден был говорить сексуальным шепотом, поскольку из столовой доносились голоса — в основном голос Нормана. Сперва пришлось ждать, пока пацан, который, как правило, отвечает на телефон (у соседей) бегал через улицу, чтобы позвать Глорию. Затем, когда она подошла, я отпустил пару сальных шуточек, чтобы ее рассмешить, и только тогда спросил, что она делает вечером. Глория внезапно стала очень серьезной. Она сказала этому мелкому матерщиннику и бандюгану, чтобы перестал щипать ее за зад и отвалил.

— Так как насчет этого? — спросил я.

Понизив голос, Глория сообщила, что ей страшно жаль, но так вышло, что как раз сейчас за ней ухаживает (прямо так и сказала) — Терри Трихомонада, между прочим, — и в этой связи она не имеет никакого желания подвергать опасности свое счастье. Она была уверена, что я отнесусь с пониманием.

Потея от стыда, я дополз до кухни и плюхнулся на табуретку.

— Зайди, пожалуйста, и поздоровайся кое с кем, — позвал меня Норман.

Я сунул свою покрытую пятнами рожу в дверь: Норман сидел на диване, обнимая за плечи сразу двух девушек. Это были Дженни и Рейчел.

— Боже.

— Давай, мудик, попей с нами чайку.

— На, держи, — Дженни протянула мне чашку.

— Видал? — Норман был доволен. — Встретил ее на нашей улице. Вышел купить газет, смотрю — идет. Она сказала, что ей надо домой, — он стиснул ей плечи, — но я сказал, что ей необходимо зайти и попить чайку.

Рейчел смотрела на меня с виноватой беспомощностью, как в тот раз, как когда мой отец спрашивал ее про уикенд.

— Так поздно из школы? Ты ведь вроде заканчивала в четыре?

— Я оставалась дописывать реферат.

Значит, к Дефоресту не спешила. Я поймал себя на том, что смотрю на нее, глупо улыбаясь.

— Правда? О чем?

— «Даниэль Деронда». Читал?

— Нет конечно, — соврал я.

Норман нахмурился:

— Я смотрел об этом по второму каналу Би-Би-Си. Неплохо, а? — Он взглянул на часы.