|
Я, разумеется, не захотел отказать товарищу; достал ему, с своей стороны, ружье-с и взял его на охоту-с. Вот-с мы как следует поохотились; наконец вздумалось нам отдохнуть-с. Я сел под деревом; он же, напротив того, с своей стороны, начал выкидывать ружьем артикул-с, причем целился в меня. Я попросил его перестать, но, по неопытности своей, он не послушался-с. Выстрел грянул, и я лишился подбородка и указательного перста правой руки. Мы дошли до Льгова. И Владимир и Ермолай, оба решили, что без лодки охотиться было невозможно. – У Сучка есть дощаник , – заметил Владимир, – да я не знаю, куда он его спрятал. Надоб-но сбегать к нему. – К кому? – спросил я. – А здесь человек живет, прозвище ему Сучок. Владимир отправился к Сучку с Ермолаем. Я сказал им, что буду ждать их у церкви. Рас-сматривая могилы на кладбище, наткнулся я на почерневшую четырехугольную урну с следую-щими надписями: на одной стороне французскими буквами: «Ci git Theophile Henri, viconte de Blangy» ; на другой: «Под сим камнем погребено тело французского подданного, графа Блан-жия; родился 1737, умре 1799 года, всего жития его было 62 года»; на третьей: «Мир его праху», а на четвертой: Под камнем сим лежит французский эмигрант; Породу знатную имел он и талант, Супругу и семью оплакав избиянну, Покинул родину, тиранами попранну; Российския страны достигнув берегов, Обрел на старости гостеприимный кров; Учил детей, родителей покоил… Всевышний судия его здесь успокоил… Приход Ермолая, Владимира и человека с странным прозвищем Сучок прервал мои раз-мышления. Босоногий, оборванный и взъерошенный Сучок казался с виду отставным дворовым, лет шестидесяти. – Есть у тебя лодка? – спросил я. – Лодка есть, – отвечал он глухим и разбитым голосом, – да больно плоха. – А что? – Расклеилась; да из дырьев клепки повывалились. – Велика беда! – подхватил Ермолай. – Паклей заткнуть можно. – Известно, можно, – подтвердил Сучок. – Да ты кто? – Господский рыболов. – Как же это ты рыболов, а лодка у тебя в такой неисправности? – Да в нашей реке и рыбы-то нету. – Рыба не любят ржавчины болотной, – с важностью заметил мой охотник. – Ну, – сказал я Ермолаю, – поди достань пакли и справь нам лодку, да поскорей. Ермолай ушел. – А ведь этак мы, пожалуй, и ко дну пойдем? – сказал я Владимиру. – Бог милостив, – отвечал он. – Во всяком случае должно предполагать, что пруд не глу-бок. – Да, он не глубок, – заметил Сучок, который говорил как-то странно, словно спросонья, – да на дне тина и трава, и весь он травой зарос. Впрочем, есть тоже и колдобины . – Однако же, если трава так сильна, – заметил Владимир, – так и грести нельзя будет. – Да кто ж на дощаниках гребет? Надо пихаться. Я с вами поеду; у меня там есть шестик, – а то и лопатой можно. – Лопатой неловко, до дна в ином месте, пожалуй, не достанешь, – сказал Владимир. – Оно правда, что неловко. Я присел на могилу в ожидании Ермолая. Владимир отошел, для приличия, несколько в сторону и тоже сел. Сучок продолжал стоять на месте, повеся голову и сложив, по старой при-вычке, руки за спиной. – Скажи, пожалуйста, – начал я, – давно ты здесь рыбаком? – Седьмой год пошел, – отвечал он, встрепенувшись. – А прежде чем ты занимался? – Прежде ездил кучером. |
