Увы! Это ясно!"
Тут дверь отворилась, и в предбанник оживленной походкой вошла дама, и стоило
мне взглянуть на нее, как я узнал в ней Людмилу Сильвестровну Пряхину из
портретной галереи. Все на даме было, как на портрете: и косынка, и тот же
платочек в руке, и так же она держала его, оттопырив мизинец.
Я подумал о том, что не худо бы было и на нее попытаться произвести хорошее
впечатление, благо это заодно, и отвесил вежливый поклон, но он как-то прошел
незамеченным.
Вбежав, дама засмеялась переливистым смехом и воскликнула:
- Нет, нет! Неужели вы не видите! Неужели вы не видите?
- А что такое? - спросила Торопецкая.
- Да ведь солнышко, солнышко! - восклицала Людмила Сильвестровна, играя
платочком и даже немного подтанцовывая. - Бабье лето! Бабье лето!
Поликсена поглядела на Людмилу Сильвестровну загадочными глазами и сказала:
- Тут анкету нужно будет заполнить.
Веселье Людмилы Сильвестровны прекратилось сразу, и лицо ее настолько
изменилось, что на портрете я теперь бы ее ни в коем случае не узнал.
- Какую еще анкету? Ах, боже мой! Боже мой! - И я уж и голоса ее не узнал. -
Только что я радовалась солнышку, сосредоточилась в себе, что-то только что
нажила, вырастила зерно, чуть запели струны, я шла, как в храм... и вот... Ну,
давайте, давайте ее сюда!
- Не нужно кричать, Людмила Сильвестровна, - тихо заметила Торопецкая.
- Я не кричу! Я не кричу! И ничего я не вижу. Мерзко напечатано. - Пряхина
бегала глазами по серому анкетному листу и вдруг оттолкнула его: - Ах, пишите вы
сами, пишите, я ничего не понимаю в этих делах!
Торопецкая пожала плечами, взяла перо.
- Ну, Пряхина, Пряхина, - нервно вскрикивала Людмила Сильвестровна, - ну,
Людмила Сильвестровна! И все это знают, и ничего я не скрываю!
Торопецкая вписала три слова в анкету и спросила:
- Когда вы родились?
Этот вопрос произвел на Пряхину удивительное действие: на скулах у нее выступили
красные пятна, и она вдруг заговорила шепотом:
- Пресвятая богоматерь! Что же это такое? Я не понимаю, кому это нужно знать,
зачем? Почему? Ну, хорошо, хорошо. Я родилась в мае, в мае! Что еще нужно от
меня? Что?
- Год нужен, - тихо сказала Торопецкая.
Глаза Пряхиной скосились к носу, и плечи стали вздрагивать.
- Ох, как бы я хотела, - зашептала она, - чтобы Иван Васильевич видел, как
артистку истязают перед репетицией!..
- Нет, Людмила Сильвестровна, так невозможно, - отозвалась Торопецкая, -
возьмите вы анкету домой и заполняйте ее сами, как хотите.
Пряхина схватила лист и с отвращением стала засовывать его в сумочку, дергая
ртом.
Тут грянул телефон, и Торопецкая резко крикнула:
- Да! Нет, товарищ! Какие билеты! Никаких билетов у меня нет!.. Что? Гражданин!
Вы отнимаете у меня время! Нету у меня ника... Что? Ах! - Торопецкая стала
красной с лица. - Ах! Простите! Я не узнала голоса! Да, конечно! Конечно! Прямо
в контроле будут оставлены. И программу я распоряжусь, чтобы оставили! А Феофил
Владимирович сам не будет? Мы будем очень жалеть! Очень! Всего, всего, всего
доброго!
Сконфуженная Торопецкая повесила трубку и сказала:
- Из-за вас я нахамила не тому, кому следует!
- Ах, оставьте, оставьте все это! - нервно вскричала Пряхина. - Погублено зерно,
испорчен день!
- Да, - сказала Торопецкая, - заведующий труппой просил вас зайти к нему.
Легкая розоватость окрасила щеки Пряхиной, она надменно подняла брови.
- Зачем же это я понадобилась ему? Это крайне интересно!
- Костюмерша Королькова на вас пожаловалась.
- Какая такая Королькова? - воскликнула Пряхина. - Кто это? Ах да, вспомнила! Да
и как не вспомнить, - тут Людмила Сильвестровна рассмеялась так, что холодок
прошел у меня по спине, - на "у" и не разжимая губ, - как не вспомнить эту
Королькову, которая испортила мне подол? Что же она наябедничала на меня?
- Она жалуется, что вы ее ущипнули со злости в уборной при парикмахерах, -
ласково сказала Торопецкая, и при этом в ее хрустальных глазах на мгновение
появилось мерцание. |