Как ни странно, но, узнав тайну Стивы, я ощутила к нему лишь безграничную жалость. Я представила, как он, несчастный, неприкаянный, дергаясь во сне, как обреченный на смерть ягненок, спит там, где я его оставила — в холодном тумане на груде валежника, затаившись среди пышных зарослей отцветающего Иван-чая.

— В общем, он без меня — беспомощный дурачок, юродивый, воображающий себя великим ученым, гением. Даже мои бандиты считают его ничтожным шизиком. Еще бы, при такой мамочке. Удивляются, что я вообще с ним нянчусь. Одно мое слово, и они его живого на куски порвут.

— А может быть, вопреки всем несчастьям и трудностям, из него действительно выйдет большой ученый? — в отчаянии воскликнула я. — Ему лишь нужна поддержка, чтобы проявить себя. Как всей нашей науке. И не только науке. Искусству. Литературе… Если бы ты знала, как без такой поддержки мучился и страдал мой муж!

— Ты ведь знаешь, где он, — горячо зашептала она мне на ухо. — Ты мне скажешь? Скажешь?

Это было произнесено в такой странный, двусмысленный момент, что я испугалась еще больше. Оттого, что она застала меня врасплох. Оттого, что я растерялась и не понимала, о ком она у меня допытывается — не то о Стиве, не то о моем муже… А точнее, я почти не сомневалась, кто ей нужен. Краем глаза косясь на нее, я видела, что она определенно напоминает нынешнюю подругу и любовницу мужа. Она подавляла меня своим черным взглядом. Где-то в глубине сознания мелькнула спасительная мысль: ничего страшного не случится, если я расскажу ей, где искать Стиву. Кто знает, может быть, окажется, что они действительно созданы друг для друга. Агния любит его, помогает деньгами, желает добра. Она поможет ему сделаться нормальным мужчиной. По сравнению со мной, у нее куда больше возможностей обеспечить ему прекрасные условия для работы и творчества. Может быть, они создадут семью. Может быть, он сам не понимает своего счастья.

В крайнем случае, она просто в нем разочаруется, и они расстанутся друзьями…

— Если ты пойдешь по этой тропинке, — немеющими губами выговорила я, — то найдешь его в ближайшей роще среди отцветающих, но все еще чудесных цветов Иван-чая…

Мы расстались. Я развернулась и, не оглядываясь, отправилась назад.

У меня в голове вертелись обрывки мыслей — о том, что всё, что я делала, я делала из самых добрых побуждений. Если я лучше него знаю, что ему нужно, я просто была обязана решить за него.

Вспомнились мудрые рассуждения господина N., который полагал, что поступать «по-христиански» — не значит отстраняться от всякого решительно поступка, а наоборот — значит уметь брать на себя ответственность. Вплоть до парадоксальной крайности: ради спасения чужой души, поступиться своей собственной.

Но, с другой стороны, не на этом ли держится философия всякого мерзкого лицемерия и предательства, вплоть до убийства? Не так ли рассуждал Иуда?..

Я всматривалась в туман. Не зря говорят: надежда умирает последней. Почти на ощупь я отыскала свое крылечко и уселась на ступеньки, прислонившись плечом к перилам. Я видела лишь очертания крыльца. По причине тумана казалось, что, кроме крыльца, вообще ничего нет. Я решила не двигаться с места, пока что-нибудь не произойдет.

Усталость, бессонная ночь, взяли свое. Едва я закрыла глаза, как тут же провалилась в сон. Мое сердце радостно заколотилось. По крайней мере хотя бы во сне я ощутила, как меня пронизывают горячие солнечные лучи.