|
. А потом, откуда старушонка, какая? Кончится у нас прием в левкове, разъедутся последние мужицкие сани, и на десять верст кругом - никого. Туманцы, болотца, леса! А потом вдруг пот холодный потек у меня по спине - понял! Старушонка не бежит, а именно летит, не касаясь земли. Хорошо? Но не это вырвало у меня крик, а то, что в руках у старушонки вилы. Почему я так испугался? Почему? Я упал на одно колено, простирая руки, закрываясь, чтобы не видеть ее, потом повернулся и, ковыляя, побежал к дому, как к месту спасения, ничего не желая, кроме того, чтобы у меня не разрывалось сердце, чтобы я скорее вбежал в теплые комнаты, увидел живую Анну... и морфию... И я прибежал. *** Вздор. Пустая галлюцинация. Случайная галлюцинация. 19-го ноября. Рвота. Это плохо. ночной мой разговор с Анной 21-го. Анна. - Фельдшер знает. Я. - Неужели? Все равно. Пустяки. Анна. - Если не уедешь отсюда в город, я удавлюсь. Ты слышишь? Посмотри на свои руки, посмотри. Я. - Немного дрожат. Это ничуть не мешает мне работать. Анна. - Ты посмотри - они же прозрачны. Одна кость и кожа... Погляди на свое лицо... Слушай, Сережа, уезжай, заклинаю тебя, уезжай... Я. - А ты? Анна. - Уезжай. Уезжай. Ты погибаешь. Я. - Ну, это сильно сказано. Но я действительно сам не пойму, почему так быстро я ослабел? Ведь неполный год, как я болею. Видно, такая конституция у меня. Анна (печально). - Что тебя может вернуть к жизни? Может быть, эта твоя Амнерис - жена? Я. - О нет. Успокойся. Спасибо морфию, он меня избавил от нее. Вместо нее - морфий. Анна. - Ах ты, боже... что мне делать?... *** Я думал, что только в романах бывают такие, как эта Анна. И если я когда-нибудь поправлюсь, я навсегда соединю свою судьбу с нею. Пусть тот не вернется из Германни. 27-го декабря. Давно я не брал в руки тетрадь. Я закутан, лошади ждут. Бомгард уехал с Гореловского участка, и меня послали заменить его. На мой участок - женщина-врач. Анна - здесь... Будет приезжать ко мне... Хоть 30 верст. *** Решили твердо, что с 1 января я возьму отпуск на один месяц по болезни - и к профессору в Москву. Опять я дам подписку, и месяц я буду страдать у него в лечебнице нечеловеческой мукой. Прощай, Левково. Анна, до свиданья. 1918 год Январь. Я не поехал. Не могу расстаться с моим кристаллическим растворимым божком. Во время лечения я погибну. И все чаще и чаще мне приходит мысль, что лечиться мне не нужно. 15-го января. Рвота утром. Три шприца четырехпроцентного раствора в сумерки. Три шприца четырехпроцентного раствора ночью. 16-го января. Операционный день, потому большое воздержание - с ночи до 6 часов вечера. В сумерки - самое ужасное время - уже на квартире слышал отчетливо голос, монотонный и угрожающий, который повторял: - Сергей Васильевич. |
