|
.. да это что... Постой... это тот самый ребенок? - Тот самый. Помните, господин доктор, вы говорили, что глаза нету и резать чтобы... Я ошалел. Баба победоносно смотрела, в глазах ее играл смех. На руках молчаливо сидел младенец и глядел на свет карими глазами. Никакого желтого пузыря не было в помине. "Это что-то колдовское..." - расслабленно подумал я. Потом, несколько придя в себя, осторожно оттянул веко. Младенец хныкал, пытался вертеть головой, но все же я увидал... малюсенький шрамик на слизистой... А-а... - Мы как выехали от вас тады... Он и лопнул... - Не надо, баба, не рассказывай, - сконфуженно сказал я, - я уже понял... - А вы говорите, глаза нету... Ишь, вырос. - И баба издевательски хихикнула. "Понял, черт меня возьми... у него из нижнего века развился громаднейший гнойник, вырос и оттеснил глаз, закрыл его совершенно... а потом как лопнул, гной вытек... и все пришло на место..." *** Нет. Никогда, даже засыпая, не буду горделиво бормотать о том, что меня ничем не удивишь. Нет. И год прошел, пройдет другой год и будет столь же богат сюрпризами, как и первый... Значит, нужно покорно учиться. Звездная сыпь Это он! Чутье мне подсказало. На знание мое рассчитывать не приходилось. Знания у меня, врача, шесть месяцев тому назад окончившего университет, конечно, не было. Я побоялся тронуть человека за обнаженное и теплое плечо (хотя бояться было нечего) и на словах велел ему: - Дядя, а ну-ка, подвиньтесь ближе к свету! Человек повернулся так, как я этого хотел, и свет керосиновой лампы-молнии залил его желтоватую кожу. Сквозь эту желтизну на выпуклой груди и на боках проступала мраморная сыпь. "Как в небе звезды", подумал я и с холодком под сердцем склонился к груди, потом отвел глаза от нее, поднял их на лицо. Передо мной было лицо сорокалетнее, в свалявшейся бородке грязно-пепельного цвета, с бойкими глазками, прикрытымн напухшими веками. В глазках этих я, к великому моему удивлению, прочитал важность и сознание собственного достоинства. Человек помаргивал и оглядывался равнодушно и скучающе и поправл поясок на штанах. "Это он, сифилис", - вторично мысленно и строго сказал я. В первый раз в моей врачебной жизни я натолкнулся на него, я - врач, прямо с университетской скамеечки брошенный в деревенскую даль в начале революции. На сифилис этот я натолкнулся случайно. Этот человек приехал ко мне и жаловался на то, что ему заложило глотку. Совершенно безотчетно и не думал о сифилисе, я велел ему раздеться, и вот тогда увидел эту звездную сыпь. Я сопоставил хрипоту, зловещую красноту в глотке, странные, белые пятна в ней, мраморную грудь, и догадался. Прежде всего, я малодушно вытер руки сулемовым шариком, причем беспокойнная мысль - "кажется, он кашлянул мне на руки", - отравила мне минуту. Затем беспомощно и брезгливо повертел в руках стеклянный шпадель, при помощи которого исследовал горло моего пациента. Куда бы его деть? Решил положнть на окно, на комок ваты. - Вот что, - сказал я, - видите ли... Гм... Повидимому... Впрочем, даже наверно... У вас, видите ли, нехорошая болезнь - сифилис... Сказал это и смутился. Мне показалось, что человек этот очень сильно испугается, разнервничается... Он нисколько не разнервничался и не испугался. |
