Изменить размер шрифта - +
Но до них не дошло — низкий культурный уровень».

 

Пушечное облако.

 

Когда в учреждении не вымыты стекла, то уже ничего не произойдет.

 

Женщина-милиционер прежде всего — женщина.

 

Женщина-милиционер все-таки прежде всего — милиционер.

 

В учреждениях человека встречают гнетущим молчанием, как будто самый факт вашего прихода неприятен.

 

* * * *

Возьмем тех же феодалов.

 

В некоем царстве, ботаническом государстве.

 

Садик самоубийц.

 

Вы одна в государстве теней, я ничем не могу вам помочь.

 

Я не художник слова. Я начальник.

 

Толстовец-людоед.

 

Тыка и ляпа. Так медведи говорят между собой.

 

Он не знал нюансов языка и говорил сразу: «О, я хотел бы видеть вас голой».

 

По какому только поводу не завязывается у нас служебная переписка!

 

Он подошел к дяде не как сознательный племянник…

 

Бабушка совсем размагнитилась.

 

Кошкин глаз, полосатый, как крыжовник.

 

Пролетарский писатель с узким мушкетерским лицом.

 

Тот час утра, когда голуби жмутся по карнизам.

 

Писатель подошел к войне с делового конца — начал изучать вопрос о панике.

 

Неправильную установку можно выправить. Отсутствие установки исправить нельзя.

 

Наш командир — человек суровый, никакой улыбки в пушистых усах не скрывается.

 

Я тоже хочу сидеть на мокрых садовых скамейках и вырезывать перочинным ножом сердца, пробитые аэропланными стрелами.

На скамейках, где грустные девушки дожидаются счастья.

Вот и еще год прошел в глупых раздорах с редакцией, а счастья все нет.

 

Стало мне грустно и хорошо. Это я хотел бы быть таким высокомерным, веселым. Он такой, каким я хотел быть. Счастливцем, идущим по самому краю планеты, беспрерывно лопочущим. Это я таким бы хотел быть, вздорным болтуном, гоняющимся за счастьем, которого наша солнечная система предложить не может. Безумец, вызывающий насмешки порядочных неуспевающих.

 

Почему, когда редактор хвалит, то никого кругом нет, а когда вам мямлят, что плоховато, что надо доработать, то кругом толпа и даже любимая стоит тут же.

 

В тот час, когда у всех подъездов прощаются влюбленные.

 

* * * *

Печальные негритянские хоры.

«Как тебе не стыдно бить жену в воскресенье, когда для этого есть понедельник, вторник, среда, четверг, пятница и суббота.

Как тебе не стыдно пить водку в воскресенье, когда для этого есть понедельник, вторник…

Как тебе не стыдно…»

 

Минск. Листья буфетной пальмы блестят, как зеленая кровля. Плитчатый одесский тротуар.

 

Столовая в Пуховичах, в сельскохозяйственном техникуме. Голубая комната, потолок, оклеенный обоями. Домашние кружевные занавески.

 

Дом со свежим лиловым цоколем недалеко от Пуховичей.

 

Грех Немезиды.

 

Левин съедает завтрак командующего.

 

Ильфа и Петрова томят сомнения — не зачислят ли их на довольствие как одного человека.

 

— У меня есть с собой вещества, — сказал фотограф.

 

Трехкотельная кухня. Один — для супов, второй для каш и пилавов, окружен глицериновой рубашкой, чтобы не подгорали (оба имеют топки), третий — для сладкого. Духовые помещения для утвари — противней, мясорубок, эмалированных мисочек — зависть домашних хозяек.

Быстрый переход