– Что ж, полагаю, так тому и быть. Во сколько?

– Э-э. Мне нужно уточнить. Я завтра скажу.

…

На следующее утро, рано, еще до начала занятий, это снова произошло. Молния ударила дважды в одно и то же место.

Она снова была в гневе, и Рубен гадал, удается ли ей когда-нибудь побыть спокойной между двумя вспышками. На этот раз он не успел и рта открыть, поскольку ее гнев был заранее собран воедино, и оставалось его только выплеснуть. Рубен восхищался этим. Завидовал, если честно, его, может быть, даже подмывало попросить дать ему несколько уроков. Она смогла бы хорошо преподать праведное негодование людям вроде Рубена, у кого в этой области не имелось никаких способностей.

И она была красива, но не той красотой, что причиняла ему боль.

– Вы почему сказали моему сыну, что мы должны встретиться в моем доме?

– И не думал. Я вообще не говорил, что мы должны встретиться.

– Не говорили? – Ее атака, захлебнувшись на скаку, явно смешалась, гнев, вдруг обретя ответственность, вдрызг разлетелся, потеряв всякую цель. – Тревор велел мне приготовить фахитас из курицы, потому что вы придете к ужину. Потому что вы хотите поговорить со мной про его затею.

– В самом деле? – Интересно. – А мне он сказал, что вы пригласили меня на ужин, и, как он считал, потому, что вы хотели поговорить со мной о работе над заданием.

– Ну, черти веселые, и что же это он тогда творит? – воскликнула она отрешенно, словно Рубена и не было рядом.

– Может быть, он хочет поговорить о том, что делает, с нами обоими.

– Но почему не тут, в школе?

– Он сказал, что вы заняты на двух работах, и мне легче прийти к вам.

– Я же тут, разве не видно?

– Я только передаю слова Тревора.

– А-а. Хорошо. Зачем же тогда он старается заманить вас?

Высказать это было рискованно, но Рубен решил: он, наверное, все же попробует. Скорее всего, она опять разойдется, но не беда, посколь