И что касается секса, мои лучшие дни уже далеко позади.
Джина знала, что он шутит, но ответила очень серьезно:
– Ну и что? Я люблю не твою эрекцию. Я люблю тебя.
От таких слов ему могло бы стать еще хуже, но потом она поцеловала его…
И целовала долго и нежно, и медленно, а потом быстрее и настойчивее…
Когда она оторвалась от него, чтобы прошептать: «Я хочу быть сверху», все уже было в порядке. И все-таки, когда он перекатился на спину и Джина уселась на него верхом, она не стала спешить. Она осторожно прикасалась к нему и, улыбаясь, смотрела ему в глаза.
Максу очень хотелось объяснить ей, что на самом деле она не любит его. И дело даже не в переносе эмоций, а в том, что он совсем не тот, за кого она его принимает. Не тот спокойный, уверенный в себе человек, который ленивым голосом разговаривал с ней по радио и ни в чем не сомневался.
На самом деле он настоящий психопат, живущий в постоянном хаосе и не помнящий, когда в последний раз был доволен собой и жизнью. Он проводит слишком много времени, размышляя, сомневаясь, прикидывая и пытаясь перехитрить всех и все. И при этом ни на минуту не забывает о прячущемся внутри безумце.
«Ты меня совсем не знаешь!» – хотелось кричать ему.
Но Джина продолжала ласкать его, и ее взгляд сделался мечтательным и отсутствующим, и Макс решил, что лучше помолчит, потому что все равно не сможет выговорить ни слова.
Она взяла его за руку и поднесла ее к своей груди, и от этого и от того, что она делала другой рукой, он едва не кончил. Почему, черт побери, его сегодня бросает из одной крайности в другую? Спасение одно: убраться подальше от ее тела и ее рук. Макс осторожно дотронулся до нее большим пальцем.
Джина сладко застонала, немного привстала и опять опустилась, принимая его в себя.
Он хотел оставаться неподвижным и предоставить все ей, но, когда она начала двигаться и наклонилась вперед и ее грудь оказалась прямо перед его лицом, понял, что не выдержит. Он поймал ртом тугой безупречный сосок, втянул его в себя, прикусил, наверное, делая ей больно, и начал двигаться вместе с ней, погружаясь в нее все глубже, все самозабвеннее, все грубее…
– Макс! – крикнула Джина, и он понял, что она приближается к оргазму. – О, Макс…
Он не стал больше сдерживать себя, забыл обо всем и покорно отдался подхватившей его волне сокрушительного, невыносимого наслаждения.
А когда спустя несколько минут или часов волна схлынула, он услышал тихий смех Джины. Она целовала его, и Макс чувствовал на губах соленый привкус ее слез.
– Спасибо, – прошептала она. – Я этого хотела. Я этого очень, очень хотела.
Макс ничего не ответил ей. Он не мог. Он думал о том, что они только что сделали – что он только что сделал, – и чувствовал, что мир вокруг рушится и все обломки валятся прямо на него. Он дотронулся до лица Джины, радуясь, что она слишком счастлива сейчас, чтобы заметить его состояние.
Но, когда дело касалось Макса, Джина всегда все замечала.
– Бах! – чуть слышно прошептала она ему на ухо. – Да?
Он кивнул и закрыл глаза. Что он наделал?
И – самое главное – что будет делать дальше?
– Спи, – прошептала Джина, словно угадав его мысли, и встала с постели.
Она вернулась почти сразу же и протянула ему полотенце, а сама осторожно сняла с него презерватив и опять исчезла в ванной.
Макс подумал, что надо встать, одеться и немедленно уйти, но она уже вернулась и стояла в дверях, обнаженная и красивая, как кинозвезда. Если он попробует уйти сейчас, то опять будут разговоры и споры, и слезы, а он слишком устал от всего этого.
Лучше подождать, пока она заснет.
Джина щелкнула выключателем и комната погрузилась в темноту, а Макс сразу же пожалел об этом, потому что уже не мог видеть, как она идет к кровати. |