— Пусть они уйдут, — велел он, окинув взглядом суетящихся послушников. — То, что я скажу, предназначается только для ваших ушей.

— Конечно, ваше святейшество, — ответил тот из монахов, что пониже, покосившись на собрата.

Он несколько раз щелкнул пальцами, и суета прекратилась — молодые послушники исчезли за многочисленными дверями зала. Когда последняя дверь бесшумно закрылась за ними, старый лама наклонился вперед, и его шея задрожала под весом громадной желтой шляпы.

— Подойдите ближе, — выдохнул он.

Монахи послушно приблизились и опустились на колени так, что их головы почти соприкасались.

— Все не так, как кажется, — прошептал старый лама.

Его глаза настороженно посматривали на главную дверь зала.

— Мы приехали в деревню первыми и увезли мальчика.

Оба стоявших на коленях монаха подняли головы и уставились на старика, их лица излучали смесь сомнения и радости. Потом старый монах медленно кивнул, подтверждая сказанное, и у них на глазах выступили слезы облегчения.

— Но кого же тогда убили?

— Младшего брата мальчика. Невинного младенца, — ответил старик. — Мы молимся за него в его следующей жизни.

Монахи хотели встать, но лама, вытянув руки, на удивление уверенно удержал их на коленях.

— До его возвращения вы — хранители храма. Я знаю вас обоих с рождения и уверен, что вы никогда не предадите истину. — Его пронзительный взгляд на несколько секунд задержался на их лицах. — Нам следует вести себя так, как если бы мальчик умер, и сделать все, чтобы китайцы поверили, будто одержали победу. Но когда придет время, вы оба должны быть готовы принять его в Шигадзе и возвратить на законное место.

— Но где он?

По морщинистому лицу ламы пробежала улыбка.

— Он за пределами их досягаемости.

ГЛАВА 9

Приехав в центр Гилфорда, Лука посмотрел через ветровое стекло на затянутое тучами небо. Оно было того самого серого цвета, который, кажется, встречается только в Суррее. Солнцу не хватало силы, чтобы разграничить здания с небесами, а потому унылые бетонные сооружения терялись вверху, как на незавершенной картине.

Заехав на парковку на своем видавшем виды белом «лендкрузере», который Лука получил в подарок, когда ему было семнадцать, он испытал знакомый прилив клаустрофобии. Так случалось с ним всегда при виде этого офисного здания — чувство, не ослабевавшее с годами. Он вышел из машины, надел пиджак и поднял воротник от моросящего дождя. Несколько секунд он возился с верхней пуговицей белой рубашки, поправлял галстук. Он ненавидел это ощущение скованности. Его словно схватили за шею двумя руками и только ждали команды придушить.

Он отметился у администратора и поднялся на лифте на восьмой этаж, где размещалась компания его отца. Через большие стеклянные двери он вошел в приемную, где его приветствовал легкий сквознячок кондиционера.

Всего две недели назад, когда он вылезал из палатки, его лицо обдувал свежий горный воздух, но теперь ему казалось, будто это было сто лет назад. К этому времени — 8.30 утра — в горах он уже несколько часов бодрствовал, смотрел, как утреннее солнце пробивается между снежных шапок гор. Но здесь, в Англии, он чувствовал себя отрезанным от мира, словно природа являла собой нечто, чего следует страшиться, с чем необходимо избегать соприкосновения всеми возможными способами.

— Лука, привет.

Он поднял взгляд и увидел одного из младших клерков компании — тот стоял у двери в кухню. В руках он держал небольшую пластиковую чашку, наполненную коричневой жидкостью — то ли кофе, то ли чаем.

— Твой отец послал меня сказать, что ждет тебя.