За скалами местность заметно изменилась. Рельеф был по‑прежнему холмистым, но лес принял более привычный вид, деревья‑великаны исчезли, появился густой подлесок, что прибавило путникам забот. В густых зарослях легко могла спрятаться целая орда циклопов, да и более крупным хищникам здесь полное раздолье. Речка замедлила свой бег, временами разливаясь глубокими плесами, на пологих берегах часто появлялись различные животные. Петрович божился, что некоторые из них ничем не отличаются от привычных сохатых и оленей, но многие выглядели явной экзотикой. Да и головы оленей вместо рогов украшали короновидные наросты с зубчатыми краями. То и дело из‑под ног срывались довольно крупные зверьки, напоминающие гибрид кенгуру с зайцем, Робин подстрелил одного из них. Петрович добычу освежевал, завернул тушку в лопухи и пообещал вечером приготовить зайца «по‑тамбовски».

Хищники их не беспокоили, изредка мимо прошмыгивали местные крысы, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся мелкими подобиями куниц. Более хищных зверей не попадалось, но на песчаных косах путешественники часто видели следы когтистых лап размером от пятака до крупной сковороды. Это заставляло не расслабляться, в сравнении с такими монстрами, циклопы казались сущими хомячками.

Часов через шесть солнце склонилось к горизонту. Путники устроили привал, расположившись на песчаной косе. Натаскали сушняка, егерь взялся за приготовление ужина. Робин рубил ветви колючего кустарника, сооружая защитное ограждение вокруг бивуака. Импровизированные стены не устоят перед атакой крупного зверя, но замедлить нападение врага могут, да и шум выйдет немалый.

Уже в полной темноте сели ужинать. Робин развернул одну из плиток «пищи», надкусил, скривился, и констатировал:

– Гадость!

– А ну, дай‑ка я, – потребовал Петрович.

Прожевав кусочек, он невозмутимо заявил:

– Похоже на жженый навоз.

– А ты‑то откуда знаешь его вкус? – хмыкнул Робин.

– Дед мой, царствие ему небесное, в брагу любил немного его добавлять. Я аж детство вспомнил.

– Не знаю, что там у тебя было в тяжелом детстве, но эти экскременты я осмелюсь есть только под угрозой голодной смерти. Давай лучше займемся твоим тамбовским зайцем.

Мясо неведомой зверюги оказалось весьма недурным на вкус. За неспешной трапезой полилась беседа:

– Ты‑то как, жена имеется? – поинтересовался Петрович.

– Да нет, как‑то не обзавелся.

– Может оно и к лучшему. Ни жены, ни детей. У меня‑то четверо, внуков уже трое. Вряд ли их уже когда увижу, аж сердце ноет.

– Петрович, ты успокойся. Не дай Бог, прихватит. Врачей здесь не предвидится.

– Что ты, угомонись, у меня мотор – слон обзавидуется. Да я, если хочешь знать, до сих своих лет девкам покоя не даю. У нас порода крепкая, что дуб мореный. А я вот что весь день думаю, кому в башку пришло нас сюда затащить? Ты вот парень умный, институт закончил, как сам‑то мыслишь?

– Ты по поводу института не очень на меня смотри, это был институт физкультуры, а там хорошим спортсменам почет и уважение, учеба же не главное. Я в ту пору не последним был. Но тоже весь день размышлял над этим вопросом, многое передумал. Ты вот что скажи, в ваших краях какие‑нибудь странные, необычные вещи случались?

– А то! Мы же не пальцем деланы. В Михайловке у почтальонши петух яйцо снес. В Погореловке у доярки дите родилось, само черное, ликом вылитый зоотехник, а негров то в Погореловке с сотворения мира не было. В Кудряшах старая церковь есть, так если пьяного туда в подвал закрыть и ночь продержать, все, никогда более пить не будет, веришь ли, стакан в руки и тот не идет, удрать норовит…

Через пять минут подобного монолога, Робин понял, что окрестности охотхозяйства следует объявить мистическим заповедником мирового значения и причислить к известной семерке чудес света, поставив первым номером.