Глава 8

Где-то еще с час Мириам разглагольствовала о бремени доказательства. Втолковывала присяжным, что им следует определить виновность Волчека «вне всяких разумных сомнений». Присяжные в ходе этой части ее речи согласно кивали, и она постепенно перешла к тому, что за доказательства будут предъявлены, дабы эту самую ношу потянуть.

– Дамы и господа присяжные, со стороны обвинения первым даст свидетельские показания доктор Ирвин Голдштейн, выдающийся эксперт-криминалист в области экспертизы документов. Это специалист, который анализирует образцы почерка с целью определить, чьей рукой они написаны. Доктору Голдштейну известен почерк обвиняемого, образцами которого в виде записей в различных официальных документах мы, сторона обвинения, располагаем. После этого он изучит другие образцы, которые мы ему предоставим, и с научной точностью определит, написаны ли они рукой обвиняемого.

Дорогущие туфли Мириам на высоких каблуках процокали к столу обвинения, где она подхватила запечатанный полиэтиленовый пакет для вещественных улик с чем-то вроде денежной купюры внутри.

– Перед вами улика обвинения номер один. Это старая банкнота достоинством в один рубль, разорванная пополам. Одна половинка чистая, на другой маркером написаны имя и фамилия. «Марио Геральдо» – это имя и фамилия потерпевшего по данному делу. Свидетель Икс расскажет вам, что он получил половинку этой банкноты – без всяких отметок – от своего босса, обвиняемого Олека Волчека, и что когда неизвестный передал ему вторую половинку, с именем, это и был приказ убить обозначенную на ней жертву. Свидетель Икс расскажет вам, что это обычный «модус операнди» русских гангстеров – как раз таким способом у обвиняемого было принято отдавать приказы об устранении неугодных. Как мы узнаем, что именно обвиняемый написал имя жертвы на половинке банкноты? Ну что ж, на то у нас здесь и доктор Голдштейн. Он подтвердит вам, что почерк на банкноте полностью совпадает с почерком обвиняемого.

Мириам примолкла, продолжая держать на весу пакет с половинками купюры. Вот вам и тот самый козырь в рукаве. Такая улика реально стоит залога. Некоторые из присяжных нацелились на обвиняемого колючими взглядами.

Я откинулся на стуле, скрестил руки на груди, шепнул сидящему рядом Волчеку:

– Откиньтесь тоже. Улыбайтесь. Присяжные на вас смотрят. Делайте вид, что вам всё по барабану. Пусть присяжные думают, что эта улика для нас – ничто, что мы ее в пять секунд закроем.

Мы оба натужно заулыбались.

– Из меня-то на хера дурака было делать? Как вы, блин, вообще под залог умудрились выйти? – прошипел я.

– Когда предъявляли, у обвинения этой улики еще не было. Этот графологический отчет только в начале года выплыл.

Я на миг призадумался.

– А какого хрена вы вообще отдаете такие приказы в письменном виде? Большей дури и представить трудно! Скажите, что она врет, и мы мигом всё оспорим.

Деланая улыбка Волчека словно испарилась. Брови насупились, голос сгустился:

– Не ваше дело, кто я такой по жизни и как веду дела. Это очень старый способ. Еще со времен Советского Союза. Особого порядка в бандах не было, но босса все уважали. А вот простой vor – рядовой «боец» по-вашему – по отношению к таким же бойцам особо не церемонился. Предположим, он хочет вступить в ряды братвы. Для этого проще всего кого-нибудь замочить – лучше всего кого-то из тех, кто больше всего мешает. Соперника. Но мочит он не сам, а руками других бойцов. Втирает им, будто бы босс – pakhan – распорядился того парня прикончить. Те, естественно, беспрекословно подчиняются, а пахан про то ни сном ни духом, узнает только по факту.