|
Никто у них эти рубли назад не потребовал. Ну и пошел обычный шахер-махер… Сколотили команду из предприимчивых людей, практиков, у которых были связи с союзными министерствами и директорами крупных заводов, выдали каждому определенные суммы… Те отправились в Россию и другие республики и через свои контакты закупили на эти бесхозные рубли различное оборудование и сырье, подключив для додставки этих партий железную дорогу и даже транспортную авиацию. Тогда же такой бардак был, что уму непостижимо… Ну вот: Йонайтис-старший занимался закупкой резко подешевевших на короткое время лекарственных препаратов и различного медоборудования… И есть основания считать, что неплохо на этом наварил. Ну а дальше он запустил процесс приватизации аптечной сети и складов лекарственных препаратов, а также стал лоббировать свой интерес через литовский сейм и чиновников в правительстве…
— Ты же понимаешь, Миша, что я не об этом тебя спрашиваю. Михаил, в раздумчивости потеребив пальцами подбородок, поднял глаза на отца. — О том, что он поднялся на «еврейском золоте», на «еврейских зубах»… таких сведений ни у Саныча с Семеновой, ни у меня пока нет. Но я твою мысль понял. Как бы ни развивалась далее ситуация с Юлей, мы эту сделку с Литвой разорвем!.. Аркадий Львович медленно качнул головой из стороны в сторону. — Не руби сплеча, Михаил… С этим Йонайтисом, возможно, мы и вправду не будем иметь дела… если выяснится, что он или, вернее сказать, его предки поднялись на отобранных у евреев ценностях. И уж тем более, если кто-то из его близких предков замарал свои руки еврейской кровью… Но рубить вот так, с ходу не нужно! Ты ведь внимательно читал дневник?.. Вспомни, что писала моя тетя и твоя, соответственно, внучатая бабушка… Хороших людей — больше. Да и есть ли в мире безгрешные люди, кроме единиц праведников? Вот эта Д., которая спасла мне жизнь… У нее ведь тоже были дети, как минимум — двое. У тех, возможно, тоже есть дети, а может, и внуки уже пошли. Так что — всех теперь ненавидеть и в чем-то подозревать? Но если я узнаю… если я узнаю, что кто-то там делает свой гешефт, откопав кубышку с награбленным… сделаю все, чтобы у них горела земля под ногами! Некоторое время они сидели молча, затем Михаил спросил то, о чем он уже когда-то спрашивал у своего отца: — Папа, а ты совсем ее не помнишь? Эту вот женщину, которая тебя выкормила и потом какое-то время выдавала за одного из своих детей? Аркадий Львович помассировал пальцами ломившие от усталости виски и ответил, как отвечал почти на все вопросы сегодня, не сразу, а с задержкой. — Смутно, Миша, очень смутно… Ты учти, какое было время, равно как и то, что я попал в чужую языковую среду. Когда меня передали Льву Гуревичу, мне было… как я сейчас уже понимаю, немногим более двух с половиной лет. Ты многое помнишь из этого своего возраста? Михаил отрицательно покачал головой. — Кажется, вообще ничего не помню. Я начал себя ощущать где-то лет с трех… а может, даже позднее. — Вот и со мной та же история… — Вот что, папа, — переключаясь на другую тему, сказал Михаил. — Тут особисты одну важную вещь пробили. Выяснилось, что, когда Юля была у одной своей университетской подруги, она оттуда, с ее домашнего телефона, звонила тому чечену, которого убили на прошлой неделе… Звонила накануне поездки в Кёниг… — Исрапилову? Да, я уже знаю, Демченко мне обо всем доложил. Боюсь я, Миша, что все это неспроста… Он не успел договорить, потому что в этот момент заработал селектор внутренней связи. — Аркадий Львович, это Демченко, — раздался из динамика голос особиста. |
