Изменить размер шрифта - +

Перед вокзалом Ватерлоо скопилась очередь автобусов с детьми. Проезжая мимо, они услышали пронзительные детские голоса, распевающие популярную песенку.

– Бедняжки, – пробормотал Эдвард. – Наверняка многие из них едут за город впервые в жизни.

Замечание тронуло Диану, и она положила руку ему на колено.

– Милый, я сама не знаю, что на меня нашло! Такая тоска навалилась, ведь мы расстаемся надолго. Тебя пошлют куда-нибудь, и я тебя больше не увижу! Глупо ссориться, когда все так ужасно…

– Милая! На, возьми мой платок. Ты же знаешь, я не выношу, когда ты плачешь. Конечно, мы не будем ссориться. И я обещаю тебе…

Она вытащила нос из роскошного платка, восхитительно пахнущего ливанским кедром.

– Что?

– Куда бы меня ни занесло, я найду способ повидаться – и дикие лошади не удержат!

Диана высморкалась и припудрила нос.

– Оставь себе платок.

– Ты поощряешь мои истерики, – пошутила она. На душе стало легко, как бывает после ссоры. – Ты всегда оставляешь свои замечательные платки – у меня уже целая коллекция.

– Правда? Вот и хорошо, мне приятно.

После этого обсуждали нейтральные темы, договаривались о будущих встречах. Диана нашла в деревне девушку, готовую присмотреть за Джейми. Если он позвонит и нарвется на Айлу, то пусть притворится старым другом ее отца – овдовев, тот жил теперь на острове Мэн в обществе гигантского игрушечного поезда, в который играл целыми днями.

– Хотя, пожалуй, «старым» не надо, – поправилась Диана. – Папе семьдесят два, и ты вряд ли сойдешь по голосу за его ровесника – лучше сыном старого друга.

Эдвард попытался сымитировать пожилой голос, но Диана сказала, что он звучит ровно на сорок два года, как и на самом деле. И с чего бы сыну друга ей названивать? Они придумали оригинальную, но совершенно неубедительную легенду и окончательно развеселились.

– И потом, мы ведь можем писать друг другу, – предложила Диана, однако Эдвард скорчил гримасу и заявил, что писанина не по его части.

– Меня так много заставляли переписывать в школе, – пояснил он, – что я даже изобрел приспособление: связал вместе десять ручек – не пучком, а в ряд, чтобы можно было писать десять строк одновременно. Правда, меня поймали, и пришлось переписывать еще больше.

– Не представляю тебя школьником.

– Я сам не представляю. Ненавидел каждую минуту, вечно попадал в истории.

Они расстались у ворот коттеджа: торопливые объятья в машине.

– Береги себя, – велел он.

– И ты. Храни тебя Бог, – добавила Диана, чувствуя, как в горле набухает комок.

У ворот она обернулась, и он послал ей воздушный поцелуй. Первым порывом было метнуться к машине, но она лишь храбро улыбнулась, помахала рукой и направилась к дому. Эдвард завел машину и отъехал. У крыльца Диана остановилась, прислушиваясь к затихающему звуку мотора. Я люблю его, сказала она сама себе. Люблю. Его. Это может случиться с кем угодно, и как только случается, у нас уже нет выбора…

 

– …тогда няня вынесла меня в сад и двое суток прятала в хижине садовника, и тем самым спасла мне жизнь. Так что, мистер Казалет, я не могу считать всех индийцев ненадежными, хотя вполне допускаю, что люди, не сведущие в этом вопросе, склонны к заблуждению. И, – добавила она, нанося завершающий мазок на полотно щедрости, – я не верю, что человеческую натуру можно изменить. Они проявляли трогательную преданность. Например, мой отец, обладавший бесценным опытом, всегда говорил, что доверяет своим сипаям как собственному брату.

Быстрый переход