Это было так любезно и так кстати, что даже Жюль Прево-Лемер не мог удержаться от одобрительного восклицания:

— Ах, это хорошо, право хорошо! — сказал он, обращаясь ко всем, кто был в ту минуту возле него; и все охотно согласились с ним.

— Ну? — спросил Альбер через несколько минут своего приятеля, когда они оба были вдали от толпы.

— Все как следует, — был ответ. — Ступай в свою комнату, где под тюфяком кровати найдешь нужное тебе. Не мог же я войти сюда с пачкой банковских билетов!

— Ты ужасно долго был там!

— Ба-а, нельзя же было в одну минуту обделать такое дело: замок долго сопротивлялся моим усилиям, так что было даже мгновение, когда я готов был отказаться от всего!.. А разве мое отсутствие кто-нибудь заметил?

— К счастью, нет! Но более всего удачны были эти два букета: гениальная идея, и притом — великолепие и шик!

— Ладно, я и сам вижу, что это вышло очень кстати… Пойдем-ка отсюда, — нам нужно еще потолковать кое о чем.

— А ключи? — спросил Альбер.

— На своем месте, можешь успокоиться.

X

СЕГЕН СОЛГАЛ, СКАЗАВ СВОЕМУ СООБЩНИКУ, будто бы кража потребовала массы усилий; на самом деле его промедление имело другие причины: когда он увидел перед собой груды банковских билетов и чистого золота, адская мысль неожиданно родилась у него: вместо пятисот тысяч франков, нужных Альберу, он взял вдвое больше, то есть ровно миллион, и на первом попавшемся извозчике поехал в особняк генерала Бартеса, где тогда жил один лишь Бартес-сын. Пробравшись здесь в небольшой павильон, примыкавший к основному зданию, он приподнял одну из дощечек паркета и положил в образовавшееся углубление другие пятьсот тысяч, которые и прикрыл дощечкой. Это было вполне верное средство уничтожить соперника, так как, раз половина пропавшей суммы будет найдена у Бартеса, осуждение его в воровстве будет неизбежно! Сделав это, Сеген за двести франков купил два роскошных букета, предназначенных для того, чтобы объяснить его отсутствие на балу, продолжавшееся, как мы уже сказали, около часа, и наконец возвратился в дом своего патрона.

Все это негодяй скрыл от своего сообщника, чтобы иметь возможность сказать ему впоследствии, когда деньги будут найдены у главного кассира: «Ты видишь, что Бартес обкрадывал твоего отца, и мы таким образом оказываемся теперь в стороне, свободные от всяких подозрений!»

К тому же Альбер, скорее неразвитый, чем злой по натуре, мог бы остановиться перед этим планом, изобретенным для гибели невинного человека, и не дать своего согласия на его выполнение. По этой-то причине Сеген и предпочел удержать в секрете вторую часть своих ночных похождений.

Между тем на другой день, пятнадцатого мая, Эдмон с восьми часов утра был уже на своем посту. Открыв кассу, он страшно побледнел и наверное упал бы, если бы вовремя не схватился за стоявшее возле него кресло.

— Что с вами? — спросили клерки, которые с участием бросились к нему, заметив его бледность.

— В кассе произошла кража! — чуть слышно сказал молодой человек, не веря своим глазам.

Но не верить им было нельзя: десять пакетов с билетами каждый по сто тысяч франков, предназначенных еще накануне для платежей пятнадцатого мая, исчезли из кассы неизвестно куда!

Предстояло убедиться в очевидности и неоспоримости факта.

— Попросите сюда сию минуту господина Прево-Лемера! — сказал Бартес одному из клерков.