Филатова 7 суток назад пришла домой как обычно в 9 вечера. Поговорила с матерью. Проверила уроки сына. В 10 часов ушла в свою комнату.
Утром в этой комнате мать ее не нашла. Все ее вещи лежали на своих местах. Телефон, даже сапоги и пальто — все осталось не тронутым. Был включен компьютер, горел свет настольной лампы. Вместе с ней пропали ее повседневные вещи: джинсы, джемпер, сумочка с ключами от квартиры и документами.
Мать почему-то сразу тревогу не подняла: решила эта шутка со стороны дочери. День ее пропажи был днем ее рождения. Были у нее такие причуды: исчезать, оставляя все свои вещи, ничего никому не сказав. Но раньше она пропадала часов на двенадцать, не более. Потом всегда объявлялась. Могла позвонить из другого города. В итоге мать написала заявление в полицию только спустя двое суток, когда окончательно потеряла надежду на благополучный исход этого дела.
Квартира находилась на 12 этаже многоэтажного дома, оперативники проверили подъезд, прилегающие помещения, двор. Филатовой — живой или мертвой — нигде не было.
Были опрошены ее знакомые, друзья, родственники, соседи и коллеги. Никто ничего об ее исчезновении вразумительного сказать не смог. На учете в психоневрологической больнице пропавшая не состояла. Производила впечатление человека адекватного. Характеристики с места работы были положительные.
Увлекалась она как раз блоггерством. Но главным для нее был аккаунт не в модном «Инстаграме», а в старом еще «ЖЖ» — «Живом журнале» — с характерными для него обсуждениями, разговорами по душами, фотографиями, постами и перепостами. Поэтому для работы был извлечен ее компьютер.
— Пока это вся собранная на сегодняшний день информация, — завершил свой доклад старший следователь, подполковник юстиции Ковалев, возглавлявший следственно-оперативную группу.
— Мало информации, — недовольно проворчал начальник отделения —полноватый холеный брюнет, как всегда сияющий гладкостью своих свежевыбритых щек и свежестью безукоризненно отглаженного мундира. — Нам нужно установить, куда пропала, почему, есть ли криминальный след. Вот новых людей к вам в группу ввожу. Работайте. Мне нужен в первую очередь результат.
— Товарищ полковник, разрешите обратиться, — заметил Ковалев, — в целом моя группа справляется с этим делом, поэтому нам нужны не новые люди, а новые свидетели и улики.
— Что же это вы, Ковалев, от подмоги отказываетесь? — обратился к подчиненному полковник. — Нам дело нужно быстрее раскрыть. Поэтому берите людей и давайте результаты.
Наблюдая за этим диалогом со стороны, Владимиров почувствовал внутренний укол: Денис Ковалев никогда не скрывал своей неприязни к нему. Родилась эта неприязнь давно, с первых лет появления Владимирова в органах. Ковалев — тогда еще также, как и он, просто оперуполномоченный, старший лейтенант полиции — смотрел на него, как на недоразумение, которое, по его суждению, должно было с позором покинуть службу года через два или три.
Денис тогда был чрезвычайно уверен в себе: как не ему закончившему юридический факультет вуза службы исполнения наказаний, физически крепкому и успешному идти до самого верха служебной лестницы? Однако этот молодой карьерист не был лишен практического ума, поэтому быстро стал замечать, что раскрываемость в целом у Владимирова выше, чем у него, начальство его ценит, с коллегами по службе он находит общий язык, что не могло не задевать его самолюбие. |