Изменить размер шрифта - +


     И вот росток травинки!

     Белый,  птичий  клювик  летящей  в пространство птицы под названием  --
Земля. Какие муки, какую силу и терпение испытывал этот росточек, прежде чем
воспрянул на свету дивным,  горящим стебельком?! Каков путь  его от  мокрого
корешка до того, что зовется травинкой? И сколько силы, терпения, могущества
надо употребить  природе,  чтобы сделать  из  травинки луг? Земной,  зеленый
луг!..

     И как отрадно,  что растерзавший когда-то  во злобе  и отчаянии военным
ботинком весенний цветок, а ныне, на старости лет,  радостно лелеющий восход
ранновешней травинки -- было и есть одно и то же существо -- это я, Господи!
     Шрамы

     Что с человеком происходит? Он живет, стареет, копятся его года, редеют
волосы и густеет седина, трещат и болят кости, прибавляется в сердце грусти,
настигает бессонница и... накапливаются раны. И не только сердечные.

     Где я ни погляжу, где ни пощупаю себя, то  рубец, то  отметина на  теле
есть  -- с  детства от деревенских  и детдомовских драк доставшиеся, одна на
затылке, складничком ударил  какой-то оголец из городского игарского барака.
Ребятня  на уроках  шутя водила пальцем, царапала ногтем  шрам, называла его
Ладожским   озером.  С  детства  же  перелом   на  ноге,  ожог  на  руке  --
увеличительным  стеклом палили живое тело,  испытывая, как выдержит  человек
пытки, если попадется в руки фашистов...

     Повезло, не попал в плен, но вот на теле  отметины остались, и на лице,
и на  ноге, и на руке,  да куда  ни глянешь,  то  кости покрошены, то мякоть
изорвана, то палец расплющен, то красный стручок на плече.

     О жизни человека можно судить и по шрамам на теле.  Если пересчитать их
--  ноющие,  чешущиеся,  болящие  по ночам  --  ох,  какая  жизнь-то  у  нас
разнообразная былаНe приведи Господи таких примет жизни нашим внукам, такого
смятения в душе, такой боли в теле.
     Какое сырое утро

     За окном мутно. Каплет с крыши. Каплет с  черемух. Окна залеплены серым
снегом. Он медленно сползает по стеклу, лепится к рамам, набухает...

     Как болят кости! Ах, как болят кости! Но надо вставать. Надо вставать и
работать.

     Наступило утро. Все люди работают. И мне тоже надо работать.

     Но как болят кости! И старые раны болят.

     Полежу еще маленько, чуть-чуть...

     Я ведь заработал право полежать?

     Но  мало ли  кто и  чего  заработал!  Кто  подсчитывал? Надо  вставать.
Вставать! Вставать!..

     Все то же сырое утро, нет, уже день,  мутный, промозглый, родившийся из
морока и стыни. Все так же каплет с черемух. Мимо окон проехал дядя Федор на
мокрой лошади к ферме -- он везет вонючий силос.

     Я  вожу ручкой  по бумаге.  И дяде Феде,  и  лошади, и  мне  не хочется
работать.

     Но бегут  строки все быстрее,  быстрее,  и мимо  окон  бежит  лошадь  с
пустыми санями.
Быстрый переход