Изменить размер шрифта - +
Ныне уж кто кого заест, подомнет, изгложет,  как это делать,
осуществлять  хорошо  его, народ,  поднатаскали, теперь  вот подуськивают из
грязной большевистской подворотни, друг  на дружку натравливают,  и то-то им
радости, то-то веселой  потехи  будет,  когда  мы  вцепимся  в горло братьев
своих, а они, радетели наши  и заботники, разнимать и перевоспитывать, учить
уму-разуму нас возьмутся.
     Генерал-холуй

     Говорят, мертвые сраму не имут. Но у нас и живые не очень чувствительны
к  сраму -- много его, сраму-то, накопилось, вот и приходится сквозить мимо,
переступать, отворачиваться...

     Во время царствования  Брежнева, любившего, как и все советские  вожди,
подхалимов, шестерок  и всякий сброд вокруг себя,  возник генерал  с топорно
тесанным лицом, злой,  здоровенный, чего-то все время глазками вышаривающий.
Добровольный, штатным расписанием Кремля не предусмот- ренный, телохранитель
Брежнева, холуй в звании генерала- полковника. В нарядном картузе и мундире,
возникал  он откуда-то и,  расталкивая всякий  народ, в том  числе  и членов
политбюро,  фронтовых  друзей  и однополчан вождя,  помощников, бесцеремонно
выстраивал  всю  эту  челядь,  обходил, подозрительно  осматривал,  указывал
лапищей  туда-сюда. Все и всех осмотрев,  все и всех гвоздями глаз проколов,
ощупав руками, как куриц,  помурыжив вельможный и  всякий другой люд,  давая
всем своим видом понять, что ежели есть тут враги, он их своими собственными
руками...

     Наконец  страж этот беспощадный отодвигался  в сторону  и кивком головы
разрешал  приблизиться к его чернобровому  божеству, которое  снова  куда-то
улетало  -- решать  международные ли дела иль  для  торжеств,  ровно  бы  из
волшебного  сосуда в сосуд переливающихся, может,  и на охоту, -- но куда бы
это  светило  ни уезжало,  ни  улетало,  его  провожали  все вожди  мирового
пролетариата,  подобострастно  ликующим  табуном.  Клацая вставными  зубами,
престарелые мужи целовались, как бабы,  взасос, ручкой махали. Суслов платок
к  глазам подносил, зорко через него и через очки наблюдая: все ли из табуна
так же преданно, как он, лобызались с вождем, все ли преданно ручкой делали,
все ли пускали слезу.

     Генерал-холуй  входил  в  самолет  или  в  поезд  последним,  опять  же
оглянувшись, одарив холодящим душу взглядом остающихся служить и вести народ
к победам коммунизма, ногой пробовал  ступеньку, тамбур, отодвигал в сторону
бортпроводницу как что-то бесплотное, застящее солнце.

     Однажды в Ташкенте этот чиновный верзила изловил в воздухе своего бога.
Напомню, как это было: чернобровый вождь приехал в гости  к ласковому  вождю
Рашидову  и среди  всяких прочих радостей  и достижений  ему решили показать
новый  лайнер,  уже  намеченный к  запуску  в  серию.  Для  вождя  поставили
свежепокрашенный, парадный трап, и он, по-юношески бойконько по нему побежал
вверх.  Шла  прямая  телетрансляция  столь  блистательной победы  советского
прогресса,  показывали  сияющий  от  счастья, рукоплещущий азиатский  народ,
показывали  парадно одетых  авиаторов, сбитых  в табунок, крупно  показывали
елейно  улыбающихся, сладкую  слюну пускающих  узбекских заправил  --  баев,
ликующий женский  корпус  с  детскими флажками,  осыпающими путь невиданного
героя цветами.
Быстрый переход