– Очень хорошо, Александр Александрович, – император, повернувшись к штабс-капитану Бесоеву, вполголоса спросил: – А вы что скажете, Николай Арсеньевич?

– Реплика с германского пехотного орудия времен Второй мировой войны, – почти шепотом, так, чтобы никто из посторонних не услышал, сказал Бесоев, – причем неплохая реплика. Если Обуховский завод сумеет наладить их массовое производство, то вооружать этой пушкой надо пехотные и горно-егерские батальоны.

– Прямо так и батальоны, – усомнился император, – а почему, к примеру, не полки?

– У этого орудия, ваше императорское величество, – ответил Бесоев, – принцип очень простой: «Кого вижу – в того и стреляю». Для того чтобы избежать напрасной траты офицерского состава на формирование батарей, можно включить по одному орудию в каждую роту, подчинив расчет непосредственно ротному командиру. Там, на поле боя, ему видней – какие цели поражать в первую очередь. А для полковой артиллерии, как я понимаю, больше подойдет следующий образец.

– О следующем потом, – отмахнулся император, и, указав артиллеристам на крайний левый щит, выкрашенный белой краской и находившийся на мишенном поле на расстоянии примерно двух верст, сказал: – А ну-ка, братцы, подбейте мне вон ту мишень.

Расчет засуетился возле орудия. Наводчик опустился на одно колено. Покрутив маховик горизонтальной наводки, он глянул в визирный прицел и потребовал чуть довернуть пушку влево. Двое подносчиков разом взялись за хобот лафета и легко повернули орудие. Тем временем командир, прикинув дистанцию, скомандовал прицел, и наводчик завертел уже другим маховиком, поднимая ствол.

Пока наводчик с командиром наводили орудие на цель, заряжающий сунул в казенник массивный тупоголовый снаряд и пропихнул его вглубь прибойником. А рядом уже стоял подносчик, держа в руках заряд – цилиндр желтоватого цвета с медным донцем.

– Постой-ка, братец, – обратился к нему император, – покажи, что там у тебя такое?

– Это и есть то самое условно-гильзовое заряжание, – вместо солдата ответил полковник Колокольцев. – Заряд бездымного пороха профессора Менделеева помещается в глухой цилиндрический футляр из жесткого целлулоида, сверху на который надевается медное донце с капсюлем. Поскольку целлулоид – это та же нитроцеллюлоза, то в процессе выстрела футляр сгорает без остатка, оставляя после себя только донце, которое после замены капсюля пригодно к повторному использованию. К такому решению мы пришли из-за того, что в плохую погоду заряд в картузе может отсыреть. А эта пушка должна уметь стрелять и в дождь, и в снег, и по казенник в грязи. В случае использования зарядов в картузах из затвора вынимается ударник, вместо которого вставляется обыкновенная запальная трубка с вытяжным шнуром.

– Очень интересно, Александр Александрович, – сказал император и повернулся к Бесоеву за комментариями.

– Технология второй половины двадцатого века, – снова шепнул ему штабс-капитан, – применяется в автоматически заряжаемых танковых пушках калибром от сорока восьми линий и выше. Поскольку, за ненадобностью, ничего подобного мы на Обуховский не передавали, то там додумались до этой конструкции самостоятельно. Это, конечно, редко используется в малокалиберных пушках, где все равно придется переходить на унитарное заряжание, но для гаубиц крупного калибра эта сгораемая гильза вполне подойдет.