Пришел в себя он от звонких пощечин отца.

– Ну что, испил водицы?

– Испил, – ощупывая кровоточащую шишку на лбу, процедил Ширам.

– Тогда запомни. Слабость и красота – страшное оружие. Оно поражает даже тех, против кого не властны меч и отвага.

Сказав это, отец развернулся и ушел. Ему нужно было спешить – государь послал его бороться с наводнением в северные уделы. Так уж вышло, что это оказались его последние слова, услышанные сыном.

Как же так? Что случилось? Что заставило государя сменить прежнюю милость на гнев?

Ширам вдруг остановился. «А не повидаться ли с моей нареченной, царевной Аюной? – осенило его. – Кто, как не она, знает, что таится на душе у отца? Может, она разъяснит мне, в чем я провинился? Может, подскажет, как загладить неведомую оплошность?»

Ширам поднял глаза и окликнул идущего впереди слугу – распорядителя сада.

– Ступай! Предупреди мою невесту, царевну Аюну, что я во дворце и направляюсь к ней.

Его внезапно одолела какая-то странная нерешительность. Ширам сердито тряхнул головой, будто отгоняя морок. В конце концов, их помолвка была лишь государственным делом. И если так, то сейчас он ищет не поддержку преданной и любящей жены, а союзника в борьбе против придворных интриг, в коих накх мало смыслил. Пусть она поможет ему во дворце – а он готов предоставить ей своих непревзойденных воинов и собственную доблесть. Да, вдвоем они будут огромной силой – лишь бы только Ардван сменил гнев на милость. А если еще прибавить дружеское отношение Аюра…

Он не успел додумать пришедшую ему в голову мысль. Появившийся слуга, стараясь держаться подальше от саарсана, растерянно объявил:

– Солнцеликая Аюна не желает вас у себя видеть.

Ширам выпрямился так, что слуга отпрянул, выставляя перед собой руки и причитая:

– Я лишь передал ее слова! Дочь государя нынче совсем не в духе. Я лишь пересказал…

– Замолчи и веди меня к ней! – рявкнул саарсан.

– Но солнцеликая…

– Я приказал тебе замолчать!

Он сделал шаг, поймал слугу за плечо, резко повернул и толкнул вперед:

– Веди!

Аюна сидела перед серебряным зеркалом, неподвижно глядя на свое отражение, пока служанки расчесывали ее длинные волосы цвета меда. Лицо царевны было безмятежно, но то была лишь привычная маска, которая на сей раз давалась ей с большим трудом.

«И что саарсану вздумалось идти ко мне? – гадала она, сжимая влажные от волнения ладони. – Разве я не сказала отцу со всей твердостью, что не хочу этого брака? Разве Киран не намекал, что накхи нынче впали в немилость?»

«А может быть, отец его и послал сюда? – подумала вдруг она. – Да, очевидно, Ширам сейчас идет от государя и теперь потребует от меня объяснений…»

Может, отец желает, чтобы она сама, глядя в глаза, сказала накху, что не любит его и не хочет быть его женой? Так она не побоится и скажет!

«Пусть поймет, что он мне не мил, и уйдет сам. Я царевна. А он – всего лишь накх…»

Ширам вошел беззвучно и поклонился, однако ответа не дождался.