- Ты была очень тихой, - заметил Эдвард. - Тебе стало плохо в самолёте?

- Нет, со мной всё в порядке.

- Тебе было грустно уезжать?

- Я думаю, это скорее было облегчение, чем грусть.

Посмотрев на меня, он поднял одну бровь. Я знала, что это бесполезно и более того, я ненавидела признавать тот факт, что нет никакой необходимости просить его смотреть на дорогу.

- В некоторых вопросах Рене гораздо более ... восприимчивая, чем Чарли. Это меня беспокоит.

Эдвард засмеялся:

- У твоей матери очень интересный склад ума. Почти как у ребёнка, но очень проницательный. Она смотрит на вещи не так, как другие люди.

Проницательная. Это было хорошее определение для моей мамы, когда она на что-то обращала внимание. В основном она была занята своей собственной жизнью, поэтому мало что замечала. Но в эти выходные она уделила мне достаточно внимания.

Фил был занят - бейсбольная команда старшей школы, которую он тренировал, участвовала в соревнованиях - и то, что она осталась один на один со мной и Эдвардом, привлекло все ее внимание к нам. Поэтому, как только закончились обнимания и радостные возгласы от нашей встречи, Рене начала наблюдать. И по мере того, как она наблюдала, ее большие голубые глаза сперва стали выглядеть озадаченными, а потом обеспокоенными.

Этим утром мы пошли прогуляться по пляжу. Она хотела показать мне все красоты её нового дома, всё ещё надеясь, я думаю, что солнце сможет выманить меня из Форкса. Она так же хотела поговорить со мной наедине, и это было легко устроить. Эдвард придумал себе срочный доклад, чтобы на протяжении всего дня свободно оставаться дома.

Сейчас я вспоминала этот разговор снова...

Рене и я прогуливались по набережной, пытаясь оставаться в тени, создаваемой рядом редко посаженных пальм. Хотя было еще совсем рано, но жара уже была удушливой. Воздух был такой тяжелый и влажный, что моим легким приходилось напряженно работать даже для того, чтобы просто вдыхать и выдыхать.

- Бэлла? - наконец, заговорив, спросила моя мама, переводя взгляд с песка на слегка волнующееся море.

- Что такое, мама?

Она вздохнула, стараясь не встречаться со мной взглядом.

- Я беспокоюсь...

- Что случилось? - спросила я, сразу встревожившись. - Что я могу сделать?

- Это не из-за меня, - она качнула головой. - Я волнуюсь за тебя...и Эдварда.

Произнеся его имя, она, наконец, посмотрела на меня, ее взгляд был извиняющимся.

- Ох, - пробормотала я, переводя взгляд на пару обливающихся потом спортсменов, пробегающих мимо нас.

- Ваши отношения выглядят серьёзнее, чем я думала, - продолжала она.

Я нахмурилась, быстро прокручивая в памяти последние два дня. Мы с Эдвардом едва прикасались друг к другу, по крайней мере, при ней. Я задумалась, Рене что, тоже решила прочитать мне лекцию об ответственности. Я не думала, что это будет так же, как с Чарли. Я никогда не испытывала с мамой неловкости. Кроме того, в последние десять лет я сама время от времени читала ей нотации.

- Есть что-то ... странное в том, как вы держитесь вместе, - пробормотала она, у нее на лбу, прямо над взволнованными глазами появились продольные морщинки.- То, как он наблюдает за тобой - это так ... оберегающее. Как будто, чтобы спасти тебя он готов заслонить тебя собой от пули или ещё чего-нибудь.

Я засмеялась, хотя всё ещё не могла встретиться с ней взглядом.

- Это что плохо?

- Нет, - она нахмурилась, подбирая слова. - Это просто по-другому. Он очень переживает за тебя ...и очень заботится о тебе. Я чувствую, что не понимаю ваших отношений. Словно между вами есть какой-то секрет, который я упустила...

- Мне кажется ты все это напридумывала себе, мама, - быстро сказала я, пытаясь говорить с лёгкостью в голосе. Живот скрутило судорогой. Я и забыла, как много видит моя мама. Что-то в её простом видении мира пробивалось через все отвлекающие манёвры и било прямо в цель.