Жаль. Ему снился чудный сон из прошлой, счастливой довоенной жизни.
Тот же кабинет, тот же капитан.
— Да! — громко произнес задержанный.
Капитан улыбнулся и пригласил его на ужин. Они сразу понравились друг другу: оба были молоды, уравновешенны, хороши собой, оба работали в разведке, но о последнем знал только один из них.
8.
«Повадился», — подумал комендант, увидев генерала в лагере.
На Колыме все во что-то верили. Те, кто считали себя атеистами, верили в приметы, другие — в дьявола. Ясное дело, Бог не мог создать такое место на земле, это деяние сатаны. Примет можно было собрать на целый фолиант, вроде Библии, и держать его для чтения на ночь. Белограй опять приехал в спецлагерь «Оазис» со своим телохранителем. Тоже своего рода примета. Но к чему бы? Ответ знал только сам Белограй.
На этот раз он вызвал на допрос не японца, а русского из двенадцатого барака. Приказал — привели. Конвой даже на второй этаж не пропустили, заключенного передали с рук на руки майору Мустафину, и тот сопроводил его в кабинет. Перед Белограем предстал немолодой мужчина, лысый, невысокий, худой, упитанные даже в «Оазисе» не встречались. Одним словом — ничего особенного, кроме глаз, глаз любопытного доверчивого ребенка, любящего все разглядывать и обо всем расспрашивать.
— Заключенный А-1261 по вашему приказанию прибыл.
— Прибыл и хорошо. Присаживайтесь.
Зек немного растерялся. Как так «присаживайтесь»? Его же на допрос привели, при допросе зеки стоят, пока сил хватает. Главное не упасть, не то спишут, как отработанный материал. А жить-то всем хотелось. Озираясь по сторонам, осторожно ступая, зек медленно подошел к столу и присел на край стула.
Этого человека он никогда не видел. Китель военный, без погон, но по осанке, взгляду и жестко вылепленному лицу было понятно, что он большой начальник. Из штатских зек помнил только доктора Бохнача, который приходил за консультациями, когда вел беспощадную борьбу с дизентерией. Но Бохнач тоже из зеков, а этот чувствует себя хозяином.
— Борис Леонтьевич Берг?
— Кажется, да.
— Почему «кажется»?
— Очень давно не слышал своего имени. Сейчас оно мне кажется смешным. Нам приказано называть друг друга по номерам.
— Я читал ваше дело, Борис Леонтьевич. Вы, как и многие здесь, шпион.
— К сожалению, ничего нового не придумали, в НКВД сидят люди без фантазии, не замученные образованием.
— За такие высказывания вас и упекли на Колыму. А наркоматов не существует с 45-го года. Теперь это министерства, что вам должно быть известно, вас арестовали в 47-м. Вы генерал-майор, профессор и доктор наук. Так?
— Бывший, с вашего позволения. Да и то медицинской службы. К военным не имею никакого отношения.
Стоя Берг отвечал бы короче, но раз уж разрешили сесть, то можно и пофилософствовать.
— Вы заведовали кафедрой эпидемиологии? Так?
— Совершенно верно.
— Вы слышали когда-нибудь о Сиро Исии?
В глазах профессора мелькнула искорка любопытства.
— Я даже был с ним знаком. Мы участвовали в одной конференции и присутствовали на симпозиуме эпидемиологии в Германии в 34-м году.
— Что вы о нем можете рассказать?
— О, это личность неординарная. Даже внешне. Рост больше ста восьмидесяти, что для японцев большая редкость. Шикарные усы, выправка. Выступая на конференции, он не стоял за трибуной, как все, а с микрофоном в руках разгуливал по сцене и читал лекцию нерадивым академикам, ничего не смыслящим в предмете. Спорить с ним невозможно. Он мог уболтать любого. Я не приветствую фанатизм в науке, а Исии был фанатиком, по взглядам — милитарист, другие взгляды в Японии не приветствовались. |