Оказавшись перед стеклянными дверями отеля, Оршанский принялся было размышлять, по какой такой причине у человека, посвятившего не один год цирковому искусству, само слово «цирк» может вызывать такую неприязнь? Однако никакого мало-мальски приемлемого объяснения не находилось. Одни предположения вроде «разочаровалась», «оскорбили», «незаслуженно турнули» и тому подобное. Во всяком случае, эта тема может стать поводом для осторожного разговора во время ужина и, кстати, оказаться очень полезной для будущего очерка.

– Так почему все-таки именно цирк? – повторила свой вопрос гимнастка, и Александр вздрогнул от неожиданности. Он не заметил, как она подошла. – Когда вы ворвались в мою гримерку, вас интересовал цирк или я?

– Когда врывался – цирк, а когда ворвался – вы. – Александр не упустил своей первой в разговоре возможности сделать комплимент, и Вероника оценила его усилия. Она подхватила его под руку и мягко, но настойчиво повлекла в небольшую узкую улочку. – А вот почему поступил заказ писать о цирке – понятия не имею. – Оршанский с удовольствием последовал за девушкой, чувствуя, что его стройную спутницу сейчас с завистью рассматривает не один десяток мужских глаз. – Вообще-то темы для издания выбирает главный редактор, наш Вячеслав Генрихович. Могли, конечно, заказать сюжет и «сверху», а возможно, надоело нашему главреду писать об упавших самолетах, наводнениях, битвах за урожай, за сталь и за «ЮКОС». Решил разбавить очередной номер журнала чем-то легким и искрящимся – цирком, например.

– Вы выбрали не самую лучшую труппу, – с сочувствием произнесла гимнастка, – на такие халтуры ездят обычно не самые лучшие артисты. И эти – не исключение. В общем-то, в основном все – полные бездарности. – Девушка снова свернула в какой-то неширокий проход. – Цирк – это ведь не просто голая техника, – продолжала Вероника, – в придачу к этому нужна еще и голова. А в этой труппе, насколько я знаю, с выдумкой у всех проблемы. Воруют номера, не стесняются показывать то, что было новинкою еще во времена Карандаша. Я бы на такое представление и задаром не пошла. Даже не знаю, как вы будете выкручиваться со своим заданием… – искренне посочувствовала девушка, тяжело вздохнув.

– Ничего, справлюсь, – оптимистически заверил Александр. – Знаете, как это у нас, журналистов, называется? – И он снова принялся за рассказ о своем высоком профессионализме и значимости своей фигуры, о несказанной красоте собеседницы, оказавшей ему столь большую честь – пройти по улицам этого задрипанного городка, о глупых мужчинах, о цирке в частности и о высоком искусстве вообще. Он не стеснялся в превосходных степенях и елее, стараясь максимально возможно ускорить путь от этого переулка, по которому они сейчас прогуливались с гимнасткой, до ближайшей постели. Все-таки время командировки ограничено…

– Это тебе хорошо, – недовольно огрызнулся фокусник, распихивая по полкам свой многочисленный реквизит. – Надел костюм, взял хлыст и – алле-оп! – готов к выступлению. А у меня, знаешь ли, таких простых трюков нет. У меня – искусство!

– Да ладно тебе, – примирительно произнес дрессировщик. – Чего ты взбеленился? Ну хочешь, я тебе помогу? Давай…

– Нет, не хочу, – отрезал Вольдемар, – я для того раскладываю все сам, чтобы потом, во время исполнения номеров, не метаться по фургону, как раненный в задницу медведь, а знать, где и что лежит.