Конечно, позвонил Качински и Саманте, но не застал – автоответчик на мобильном сообщал, что абонент недоступен, оставьте сообщение после гудка. Адвокат оставил сообщение, но вовсе не надеялся, что Саманта его прослушает до того, как в кабинете Пейтона будет оглашена посмертная воля «святого затворника».

     Саманту Меридор адвокат видел один раз – да и то лишь на экране телевизора, в то утро, когда репортеры обнаружили девушку живой и невредимой, хотя и раздраженной неожиданным наплывом журналистов и телеоператоров. Збигневу понравился ее взгляд, и он почти не обратил внимания на то, что она говорила – обо всем ему уже успел рассказать Стивен, чьей интерпретации Качински верил больше, чем собственным словам Саманты, сказанным, конечно, от чистого сердца, но вряд ли с полным пониманием произошедшего.

     А по телефону адвокат с Самантой в последние месяцы говорил довольно часто. Сначала по просьбе Стивена – нужно было запротоколировать кое-какие детали, – а потом, когда с формальностями было покончено, Саманта, бывало, сама звонила «дяде Збигневу», обычно в субботу, когда тот отдыхал, и просила, чтобы он рассказал ей о Стивене: какой он в жизни, что любит – не из еды, еда ее не интересовала ни в малейшей степени, – что он любит слушать, какую музыку, что любит читать, и главное: о чем любит думать, когда остается один. Они беседовали о Стивене, и адвокату это нравилось. О себе Саманта не рассказывала никогда, а Качински не считал возможным расспрашивать, но мнение у него об этой девушке сложилось определенное.

     «Почему дядя Стив берет деньги за лечение и предсказания? – спросила как-то Саманта. – Это как-то… нехорошо».

     «Стивен никогда не берет денег! – взволновался Качински, он не хотел, чтобы у Саманты сложилось о Пейтоне неверное представление. – О деньгах он даже не думает – это все испортило бы, его дар исчез бы, так он сам считает. Но люди хотят отблагодарить, это естественно, многим он спас жизнь. Существует счет, на который каждый, кому Пейтон помог, кладет… если хочет, конечно… любую сумму. Доллар или миллион. Неудивительно, что Стивен не нуждается»…

     * * *

     Похороны прошли на муниципальном кладбище Эверетта – каков городок, такое и кладбище: несколько десятков ухоженных могил, с аккуратными дорожками, небольшая часовня у входа. Стивен не оставил указаний о том, как и где его нужно похоронить (это показалось адвокату странным, ведь Пейтон знал день и час своего перехода в лучший мир) – скорее всего, не придавал этой процедуре значения. Вообще-то Стивена следовало хоронить, видимо, на иудейском кладбище, потому что мать его была еврейкой, но, с другой стороны, по отцу он был англосаксом, и предки его по отцовской линии были ревностными прихожанами методистской церкви. Родителей Стивена давно не было в живых, так что и спора о способе упокоения раба Божия Пейтона не возникло – местный методистский священник отслужил короткую службу, на которой присутствовали только члены семьи покойного и несколько горожан, случайно оказавшихся в церкви, а потом на кладбище прошла быстрая церемония – без речей и молитвы (преподобный Георг вспомнил вдруг, что покойный был, вообще-то, не очень религиозен, если не сказать больше), гроб опустили в землю, вдалеке в это время прогремел гром, но небо было ясным, и все решили, что случилось одно из многочисленных чудес, сопровождавших Пейтона всю его не такую уж долгую жизнь.

     «Соберемся в кабинете», – сказал Качински вместо слов прощания, и все сделали вид, что кощунственно напоминать на кладбище о земных заботах. Адвокат вернулся в дом, взял из своей комнаты ноутбук и портфель с бумагами и направился в кабинет Стивена, где еще был жив его дух и где Качински чувствовал себя гораздо лучше, чем в любом другом помещении этого ставшего ему уже чужим дома.