– Я уверена в этом, – кивнула Сара. – Но я могу ошибиться. Или мог ошибиться Стив. Вы все думаете, что он непогрешим…

     – Я так никогда не думал, – запротестовал Збигнев.

     – А он был человеком со всеми достоинствами и недостатками. То есть, он был, конечно, больше, чем просто человеком, но ведь и в его мироздании можно совершать ошибки. Что если он… В общем, Селия должна знать, на что идет, когда будет принимать решение.

     – Я не стану ее пугать и объясню, что… ну, насчет свиньи тоже…

     – Конечно, – кивнула Сара. – Спокойной ночи. Завтрак у нас в восемь.

     * * *

     Проходя по коридору, Сара увидела за окном две тени – кто-то стоял на веранде, у выхода в сад, недавно взошедшая луна подсвечивала две человеческие фигуры – мужчину и женщину, они стояли близко друг к другу и, видимо, о чем-то шептались. Саре показалось, что это Ребекка с Михаэлем, но женщина была ниже ростом и полнее, конечно, это была Селия, как Сара ее сразу не узнала?

     Сара прошла мимо спальни дочери, оттуда не доносилось ни звука, но ей показалось, что она слышит тихое ровное дыхание. Спит. В своей спальне Сара открыла окно – было душно, – и услышала тихие голоса снизу, такие приглушенные и далекие, что не только слов было не разобрать, но и сами звуки казались скорее порождением легкого ветерка, прилетевшего с реки и мелкими завихрениями влетевшего в спальню. Сара не стала прислушиваться, легла в постель и почти сразу заснула.

     – Мама, – говорил, между тем, Михаэль, – я люблю Ребекку, сегодня вечером я это точно понял.

     – Ты сошел с ума? – громче, чем ей бы того хотелось, сказала Селия и посмотрела вверх, на спальни второго этажа, одно окно было распахнуто, кажется, это в комнате Сары, не хватало только, чтобы она услышала глупости, которые говорил Михаэль. – Ребекка твоя сестра!

     – Единокровная, да, ну и что?

     – Как это – ну и что? – возмутилась Селия. – Ты хочешь сказать, что Ребекка тоже…

     – Не знаю, – смущенно признался Михаэль. – Мы не говорили об этом.

     – И не будете говорить, – твердо сказала Селия. – Выбрось эту чушь из головы.

     – Ты не понимаешь, мама, – с тоской в голосе произнес Михаэль. – Ты опять меня не понимаешь. Ты меня никогда не понимала. Когда я говорил тебе, что хочу стать музыкантом, ты говорила, что это чувство гармонии, и, значит, мне суждено стать программистом… А когда я возился с кроликами, ты решила, что мое призвание – медицина. Ты всегда переиначивала мои мысли!

     – Что с тобой? – спросила Селия. – Я никогда… Ты действительно так чувствовал?

     – Конечно. Ты не знаешь – когда мне было шестнадцать… помнишь тот день… я не выходил из комнаты, ты думала, что у меня жар… у меня действительно был жар…

     – Это когда у тебя началась пневмония? Конечно, помню.

     – Жар начался потом. Не знаю… может, это была реакция организма. Я хотел повеситься.

     – Что?!

     – Повеситься, – повторил Михаэль. – Я чувствовал себя, как в цепях, даже хуже. Человек в цепях может смотреть, куда захочет, может мечтать и верить, что когда-нибудь цепи удастся сбросить, и он станет свободным.