Чтобы лишний раз никому не бросаться в глаза, я решила на всякий случай надеть темные очки. Но потом поняла, что человек в темных очках в полутемном подвальном помещении привлечет к себе еще большее внимание, и сняла их. В крайнем случае просто отвернусь, чтобы меня не узнали, решила я.

В кафе негромко играла музыка. Преследуемых мною я увидела сразу: они устроились за дальним столиком и оживленно о чем-то говорили. Я заняла столик вблизи, так, чтобы мне было хорошо видно обоих. Тут же подошла официантка. Я заказала сок и стала наблюдать за парочкой. Возможно, они приехали сюда перекусить, но что-то подсказывало мне, что они здесь не случайно: уж слишком возбужденными выглядели оба. Я увидела, как к ним подошла официантка и принесла заказ — две чашки кофе.

Пантелеев принялся неспешно потягивать напиток, а Кравчук даже не обратила внимание на чашку. Нет, они явно здесь не для того, чтобы насладиться кофе. Мне тоже принесли сок, и я отпила глоток приятно прохладного напитка.

Парочка продолжала беседовать, но мне не было слышно о чем. И вдруг оба, как по команде, повернулись в сторону двери. Я сидела ко входу спиной, поэтому мне не было видно, кто вошел, а резко оборачиваться, чтобы привлечь к себе внимание, мне совсем не хотелось. Поэтому пришлось терпеливо ждать, пока человек, пришедший в кафе, пройдет в зал. И мои мучительные ожидания увенчались успехом — я увидела, как к столику Пантелеева и Кравчук подошел не кто иной, как Николай Осипов собственной персоной.

Вот так номер! Осипов подошел к столику, где сидела парочка, потоптался рядом. Потом охранник кивнул на стул, и Осипов нерешительно сел. Пантелеев принялся говорить что-то Николаю, а тот только смотрел в пол и иногда кивал. Я во все глаза глядела, но ровным счетом ничего не могла понять. С моего места не было слышно, о чем идет речь, и я просто вся извелась, изворачиваясь так и эдак, чтобы услышать хоть что-то, о чем толкуют эти трое. Кстати, Мария Кравчук почти ничего не говорила, лишь изредка вставляя фразы в монолог Пантелеева.

Мне надоело мучиться догадками, и я отважилась на решительные действия: встала со своего места и, взяв со стола стакан с соком, неторопливо, чтобы не привлекать излишнего внимания, подошла к стойке бара. Усевшись на высокий табурет, я поставила перед собой сок, потом заказала бармену чашку кофе.

Кафе постепенно наполнялось посетителями. Мне это было на руку. Чем больше вокруг было народу, тем менее заметной становилась я сама. И тут я увидела, что соседний столик рядом с моей троицей освободился, — какой-то бородатый мужик встал и пошел к выходу. Я тут же, чтобы не упустить шанс, схватила чашку и рванула за этот столик. Усевшись спиной к беседующим, я изо всех сил напрягла свои слуховые способности, или, как говорится, вся превратилась в слух. Теперь мне было отлично слышно, о чем идет речь. Кравчук же по-прежнему почти молчала.

— …Не понимаю, о чем теперь толковать, — гнусаво тянул Николай Осипов.

— Как о чем? — наставительно спросил Пантелеев. — Разве ты забыл, сколько мы для тебя сделали?

— Но ведь я тоже делал для вас, что вы просили… — Голос Осипова был нерешителен и вял, чувствовалось, что он чего-то боится.

— Мы щедро оплачивали то, что ты делал, — напомнила Кравчук.

— Ну и что теперь? — Осипов не знал, как ему быть. Он мямлил что-то, но было ясно, что он чем-то обязан этим двоим, поэтому не может разговаривать с ними решительно.

— Давай прямо сейчас поедем к нотариусу, — предложил Пантелеев.

— Сейчас?! — не на шутку перепугался Осипов.

Я напряглась еще больше. Мне казалось, я стою у самой разгадки тайны убийства Эллы Осиповой. Вот сейчас должно обязательно что-то произойти…

— А что такого? — спросила Кравчук.