Однажды я даже видел, как он одному из этих армян передал маленькую коробочку.
— Какая она из себя? — несколько поспешнее, чем следовало бы, спросил Яковлев.
— Ничего необычного в ней не было. Немного больше, чем спичечный коробок, перетянута синей изолентой.
— Как это происходило?
— На первый взгляд не случилось ничего особого. Сергеев отошел от нас и отправился в зал ожидания. Перемолвился с каким-то армянином несколькими фразами и пошел в летную гостиницу.
— А как ты сам оказался в зале ожидания, следил, что ли, за ним? — прищурился генерал.
Савельев усмехнулся:
— Было бы с чего. Я с инспекцией в тот раз прилетел, а меня в зале ожидания тоже встречали, письмо нужно было передать. А потом я к своей знакомой пошел, чтобы время не пропадало, она в ресторане работала.
— Ты мне не рассказывал об этом эпизоде, — перебил Яковлев.
— Посчитал его слишком уж незначительным. У нас подобные вещи не считаются контрабандой. Кто-то просит письмо в ящик опустить, кто-то маленькую бандероль передать. Ну, сам посуди, одно дело отправлять бандероль по почте, и другое дело — самолетом. Каких-то три часа — и на месте! У нас за это даже такса установлена. Со своих берем по-божески, ну а если кто со стороны, тогда другое дело.
Яковлев с отвращением отшвырнул сигарету. Едкая горечь буквально разъедала его носоглотку. Трудно было понять, то ли табачок и в самом деле был отвратительного качества, то ли сыграло свою роль самовнушение.
— Ты вот что, Леонид, сделай, — генерал-майор слегка поморщился. Надо обязательно попить кофе, чтобы вытравить из горла горчичный привкус. — Понаблюдай за этим Сергеевым. Он мне очень интересен. Если выявится что-нибудь любопытное, так обязательно дай знать.
— Хорошо.
— Ну а сейчас давай распрощаемся.
На лице Савельева промелькнуло облегчение. А может, генералу это просто показалось?
Кивнув на прощание, Леонид быстро пошел в свою сторону. У Яковлева не проходило ощущение какой-то недосказанности. Такое впечатление, что Савельев что-то от него утаивал. Виктор Ларионович привык к прозрачности отношений, тем более когда это касалось информаторов. Даже походка способна весьма многое поведать о человеке. Куда же подевалась его прежняя легкость? Плечи ссутулились, будто на них возложили могильную плиту. Надо будет присмотреться к нему как следует, уж не завел ли он нового хозяина?
Развернувшись, Яковлев направился в сторону подъезда. Свои дела он еще не закончил. Неожиданно его кто-то окликнул. Повернувшись, он увидел жильца из соседней квартиры.
— Так ты не надумал? — весело спросил тот.
— Что именно? — удивился Яковлев.
— Да ты чего! — удивился мужичонка. — Мы же с тобой сколько об этом говорили. Устраивайся на мясокомбинат, вот так жить будешь! — он вскинул вверх большой палец. — Через год тачку приличную купишь.
Пришлось немедленно входить в образ. Не привыкать!
— Да там, наверное, человека со стороны еще и не возьмут. Без рекомендации-то, — вставил ученое словечко Виктор Ларионович.
Сосед дружески похлопал Яковлева по плечу и многозначительно пообещал:
— Не робей, я за тебя словечко замолвлю. Ты мне флакон как-нибудь поставишь между делом, на этом и сочтемся! — проглотил слюну мужичонка. — Лады?
— Договорились, — дал решительное согласие Яковлев. — Все, увольняюсь из НИИ! Иду на мясокомбинат. Все равно никаких перспектив, — безнадежно махнул он рукой. — Да и начальник у меня мерзавец порядочный, — надул губы Яковлев. |