— Сначала скажите, что стало с Шейлой? Ну, с Марией Катариной? — перебила Марис.

— Ее тела так и не нашли. Официально она была признана умершей.

— Так. А Паркер?

Майкл отпил глоток кофе из своей чашки, но Марис прекрасно понимала, что он просто тянет время.

— Паркеру повезло больше. По чистой случайности той же ночью его подобрал один местный браконьер, промышлявший в том районе тунца. Сразу скажу — это произошло довольно далеко от указанной Ноем точки…

— Насколько далеко?

— Разница составила полтора десятка миль. Впрочем, Ной сразу оговорился, что плохо знает навигацию и способен указать только «примерные» координаты. — Майкл покачал головой. — Просто чудо, что Паркер выжил, после того как столько часов находился в воде. Винтами яхты ему сорвало с ног все мясо. Понятно, он был в шоке; быть может, это его и спасло. Во всяком случае, он шевелил руками, стараясь удержаться на плаву, хотя лично мне совершенно непонятно, как он вообще мог двигаться после… после того, что Ной с ним сделал. Когда браконьер заметил Паркера, он даже решил, что это труп дельфина или какого-то животного, который используют ловцы акул — столько вокруг него было крови.

— А дальше? — спросила Марис.

— На протяжении двух недель его состояние оставалось критическим. Паркер жил, но… Хирурги сотворили еще одно чудо, по кусочкам восстановив изрубленные ноги.

— Паркер рассказывал мне, что перенес несколько тяжелых операций. Но что в это время делал Ной? Ведь не мог же он не понимать, что Паркер придет в себя и расскажет, как все было на самом деле! Я уверена — он мог заставить полицию ему поверить, и тогда…

Майкл покачал головой:

— Все, что я сказал, только выглядит так, будто все произошло быстро… относительно быстро. На самом деле восстановительные операции заняли несколько лет. В первые несколько недель врачи сражались за его жизнь, и ни у кого не было уверенности, что Паркер выживет. Когда его перевели наконец из реанимационного отделения, он провел несколько месяцев в гнойной хирургии, сражаясь с попавшей в раны инфекцией. Все это время он испытывал сильнейшие боли, перед которыми оказались бессильны любые лекарства. Даже самые сильные болеутоляющие средства действовали в течение считанных часов, потом все начиналось снова. Приходя в сознание, Паркер не переставая кричал от боли, умоляя, чтобы его прикончили. Так, во всяком случае, он мне рассказывал.

В ужасе Марис прикрыла рот рукою. Ладонь была влажной от пота.

— Он потерял очень много крови, — продолжал Майкл. — Именно поэтому ему не отняли ноги сразу. Врачи боялись, что он истечет кровью прямо на операционном столе. Возможно, впрочем, они хотели, чтобы его состояние несколько стабилизировалось, прежде чем прибегать к ампутации. Я полный профан в медицине, Марис, поэтому все это только мои предположения. Да и о самом происшествии я узнал не сразу. Майкл невесело усмехнулся.

— Как бы там ни было, не отрезав ему ноги сразу, врачи допустили ошибку. Когда Паркер пришел в себя и немного окреп, он сражался с ними как одержимый и готов был поколотить каждого, кто только заикнется об ампутации. Даже частичной ампутации. Честно говоря, Марис, я до сих пор не понимаю, как ему удалось настоять на своем. Быть может, вмешалось божественное Провидение… — Он пожал плечами. — А может быть, на врачей произвело впечатление его мужество, и поэтому они не стали спешить с операцией. В конце концов они, видимо, решили, что отнять ему ноги они всегда успеют, и постарались сделать все, что только было в их силах.

— Я видела шрамы… — сказала Марис.