Дело оставалось за накаткой резьбы и покраской.

Я вручил ножки штатива Роме и сказал, что дело горит — покрытие надо успеть нанести сегодня. Но чтобы как следует до понедельника просохло, либо засунуть в печь, если под конец смены маляры согласятся заморачиваться. Тот поджал губы, но поскакал сайгаком, куда сказано. Что ж, с этой задачей я разделался.

Но шёл в Госк отнюдь не с лёгкой душой. А возвращаясь оттуда, заметил, что тот самый ветеран труда, что хвастался сегодня наградой и нечаянно показал мне свои царапины, как раз прибрал своё рабочее место и потопал в сторону раздевалки. От моего взгляда не ушло, как он сунул в карман куртки токарный резец. До конца смены оставалось ещё порядка получаса, это значит, что в раздевалке не будет народа. Если, конечно, токарь именно туда идёт.

Пойду-ка за ним прослежу… Выждав, чтобы никто не обратил внимания на моё намерение, я двинулся вслед за ним.

Токарь заглянул к вахтёрше по нашему корпусу и забрал у нее ключи от раздевалки — и она его тоже поздравила с наградой, назвав при этом Геной. Я сделал вид, что пошёл в туалет, но, зайдя внутрь, только сполоснул руки…

Когда вышел, токарь уже зашёл в раздевалку. Я огляделся и потопал за ним. Где находился его шкафчик, я не знал, но зато помнил, как утром токарь спускался со второго этажа. Бесшумно поднявшись по лестнице, я двинулся на звук проворачивания ключа в замке. Нужный шкафчик оказался в конце раздевалки. Туда я и пошёл. Нет, прижимать его к стеночке, давать под дых и выбивать чистосердечное признание я не планировал, пока обойдусь без силовых мер. Но убедиться в том, что это он меня подставил — вот что мне нужно.

Я неслышно подкрался к шкафчику и выглянул в проход. Токарь ковырялся в ящике — положил резец под тряпочку, где уже, о чудо, лежало много другого инструмента…

Хм, вот оно что… оказывается, ветеран труда — тот еще воришка. Социалистическую собственность расхищает, да ещё систематически. Ну-ну!

Спрятав резец, он начал сворачивать ту самую новенькую куртку, в которой шлялся с утра. Рукав куртки оказался порван, как я и предполагал. Пока что всё одно к одному. Свернув куртку в рулон, он собрался уходить, а я, чтобы остаться незамеченным, скрылся в уголку. Дождался, когда мужик, насвистывая, пошёл прочь из раздевалки, зажимая спецовку под мышкой.

Его замысел я быстро понял — пойдёт к кладовщику и поменяет на новую.

Оказаться запертым в раздевалке, а потом объясняться, какого хрена я тут делаю, в мои планы не входило — хватит уже с меня подозрительных ситуаций. Ускорившись, я сбежал по второй лестнице, обогнал ветерана и выскочил из раздевалки секунд за десять до того, как вышел он.

Снова забежал в туалет, чтобы он ничего не заподозрил, и вышел, когда мужик проходил мимо. Он, заметив меня, крепче зажал куртку подмышкой и отвернулся. Заходить в материальную кладовую ему не пришлось, кладовщик как раз шёл мыть руки после трудового дня.

— Слышь, не в службу, а в дружбу — куртку мне поменяй! — попросил токарь кладовщика. — А то мне ведь на интервью идти в понедельник, а я её, нахрен, порвал!

Понятно, под это дело ему что хочешь выделят.

— Так на кой черт ты её на себя напяливал, Данилыч, — недовольно ответил кладовщик.

Тот всегда чем-то недоволен — но тут впервые я был со стариком согласен. Токарь начал невнятно объясняться, но кладовщик выдал свое заключение:

— Нет у меня сейчас ничего, в понедельник после обеда обещали что-то подвезти, вот как раз придёшь посмотришь.

Дальше я уже не слушал, прошёл мимо двух стариков. Что ж, вот тебе и доказательства подвалили, Геннадий Данилович, и Ватсон не нужен.