Все замерло, не ездят даже свободно подрабатывающие рикши. Возле приемника столпились несколько владельцев магазинчиков. Хок Сен подходит ближе и спрашивает:

— Что слышно?

— По государственному радио говорят, что защитник… — начинает какая-то женщина.

— Это я знаю. А что нового-то?

— Министр Аккарат обвинил генерала Прачу.

Все происходит быстрее, чем он ожидал. Старик командует Чаню и остальным:

— Идемте скорее, а не то опоздаем.

Из-за угла с оглушительным ревом выворачивает огромный грузовик. Дыма от него, как от костра, где нелегально жгут сухой навоз. В кузове едут несколько десятков сурового вида солдат. Старик с компанией, закашлявшись, торопливо отходят обратно в переулок. Чань-хохотун выглядывает из укрытия наружу и смотрит, куда поехала машина.

— Надо же — угольный дизель! Армия.

Хок Сен думает, не те ли это силы, которые верны делу Двенадцатого декабря, не прислали ли их генералы с Северо-Востока на помощь Праче, чтобы захватить радиовышку. А может, это союзники Аккарата, спешащие оцепить доки, шлюзы и якорные площадки, или просто искатели поживы в грядущем хаосе. Так или иначе, они — предвестники бури.

Последние прохожие скрываются в домах, владельцы магазинов торопливо запирают изнутри ставни. По всей улице слышны щелчки замков. Город точно знает, чего ждать.

На Хок Сена накатывают воспоминания: залитые кровью мостовые, запах тлеющего бамбука. Он трогает рукояти пистолетов и мачете — с ними спокойнее. Даже если город — джунгли, где бродят тигры, теперь старик уже не беззащитная жертва, бегущая из Малайи, он наконец научился быть готовым к стихии.

Хок Сен командует:

— Идемте. Пришло наше время.

35

— Это не Прача! Генерал ни при чем!

Канья кричит в трубку заводного телефона, но с тем же успехом можно руками погнуть тюремную решетку. На линии треск, чьи-то голоса, гудение машин, да и сам Наронг слушает ее вполуха — видимо, говорит с кем-то, кто стоит рядом, и слов почти не разобрать.

Вдруг его голос прорывается сквозь шум:

— Извини, но у нас другая информация.

Канья скептически оглядывает разложенные на столе газетки, которые, мрачно ухмыляясь, принес Паи. Одни пишут о повергнутом Сомдете Чаопрайе, другие о Праче, но все как одна обсуждают убийцу-пружинщицу. Выпуски «Саватди Крунг Тхеп» уже наводняют город. Она пробегает глазами по строчкам: сплошь возмущение белыми кителями, которые закрыли гавани и якорные площадки, а защитить Сомдета Чаопрайю от одного-единственного нелегально ввезенного существа не смогли.

— Выходит, газеты — ваши? — спрашивает Канья. Молчание Наронга красноречивее любых слов. Капитан добавляет с горечью в голосе: — Тогда зачем просили меня вести расследование, раз сами все уже решили?

Холодный голос в трубке отвечает сквозь треск:

— Не задавай ненужных вопросов.

Ошеломленная жуткой догадкой, Канья чуть слышно спрашивает:

— Это Аккарат устроил? Прача говорил, что без министра не обошлось. Так это Аккарат?

Снова молчание, только не ясно, что оно означает. Наконец Наронг говорит:

— Нет, тут я могу поклясться. Не наша работа.

— То есть все-таки Прача? — Канья перебирает лежащие на столе лицензии и разрешения. — Я вас уверяю, что это не он! Вот тут все документы по пружинщице. Генерал меня разве только силой не заставлял вести расследование. Велел найти любые связанные с ней записи. Есть бумаги о прибытии — привезли сотрудники «Мисимото», и об утилизации, и разрешения есть — все есть.