Был… Что, черт побери, с ним случилось?

 * * *

 Как это повелось еще со времен Адама, все началось с женщины. Со знакомства с Эммой. Повстречав ее, Эрик был без ума от счастья. Влюбился без памяти.

 В таком же дурмане бросил все и уехал с ней.

Он хмыкнул, вспомнив, как, проснувшись первый раз в ее доме, он напрочь забыл, как здесь оказался.

Все было непривычно в этом незнакомом месте. Над головой — низкий потолок, словно перечеркнутый крест накрест толстенными балками грубо обструганного темного дерева. Два окна, похожие на два любопытных прямоугольных глаза, расположенные рядом друг с другом на стене цвета сырой извести. Кое-где добротная штукатурка облупилась, впрочем, явно не по недосмотру, а по задумке дизайнера, и в проплешинах проглядывала крепкая кирпичная кладка.

Под глазами-окнами, с интересом изучающими Эрика, стоял такой же, как и балки, грубо обструганный стул. Рядом, на деревянном полу — крепко стянутая ржавыми обручами бадья. На стуле же стоял большой глинянный кувшин с водой и лежала его бритва «Жилетт», выглядящая более чем неуместно в окружении такого антиквариата.

И вообще — обстановка никак не походила на привычные ему интерьеры современных квартир — с плоскими телевизорами, компьютерными столами, кожаной мебелью, футуристической живописью, книжными шкафами и пластиковыми окнами.

Здесь же единственными украшениями комнаты являлись изогнутое коромысло, прилагающиеся к нему бадьи и большой лакированный сундук ярко-красного дерева.

Эрик в то утро долго попытался сообразить, как и где это он оказался.

«Эмма», — наконец подсказала ему память.

«Эмма?» — недоуменно повторил он про себя.

«Эмма!» Всего одно слово, но как много встало на свои места!

Любовь все-таки крепче любого алкоголя. Хмель выветривается под утро — любовь не отпускает куда дольше. А уж под ее воздействием такого наворотишь, что придя в себя, долго еще будешь расхлебывать последствия. Похоже, Эрику именно это и предстояло.

— Эрик, — раздался женский голос откуда-то издалека. Судя по аппетитному шкворчанию — из кухни. — Эрик, вставай и иди завтракать. Продавец крыльев собирался заглянуть к нам до полудня.

«Продавец крыльев. Ага. Само собой… Вот так и сходят с ума!»

К кухне Эрик приближался неуверенно и неохотно. Во-первых, он не знал, где она находится. Во-вторых, был исполнен самых мрачных предчувствий. Влюбился у него как-то один приятель без памяти. Заявил, что нашел свой идеал, в угаре страстей женился, прожил с женщиной своей мечты полгода, а потом проснулся однажды утром, посмотрел на нее и… Н-да… Любовное похмелье, к сожалению, посильнее алкогольного будет. На всю жизнь пить-любить заречешься.

Кухню Эрик все-таки отыскал. Вдохнул поглубже — будь что будет!

А вошел — и напрочь забыл, что надо бы выдохнуть. Перед ним было то самое чудо, ради которого он и совершил это безумие с переездом черт знает куда.

— С добрым утром. Садись завтракать, — Эмма одарила его солнечной улыбкой, и Эрик словно застыл на пороге. Потом помотал головой — он-то, дурак, решил, что дурман рассеялся.

Снова посмотрел на Эмму. Она легко порхала по кухне, поправляла ароматные пучки каких-то трав, подвешенных к низким необструганным балкам потолка, ворошила угли в очаге и что-то тихо мурлыкала себе под нос.

Онемевший Эрик сдвинулся-таки с места, уселся за грубый деревянный стол у жаркого камина и вдруг понял, что оказался у себя дома.