|
Подойдя к краю галереи, юноша осторожно взглянул через одну из сводчатых арок на залу внизу. Там рыцари разбились на небольшие группки. Одни играли в кости, другие негромко разговаривали, но большинство уже спали, уронив головы на стол. Слуги все еще убирали раскладные столы и расстилали соломенные тюфяки; наконец по лестнице поднялся камердинер герцога и вошел в покои Вильгельма. Из кухни доносился приглушенный звон оловянных тарелок, которые посудомойки мыли в лохани; снаружи по двору по-прежнему расхаживали стражники. Рауль спросил себя: им тоже подмешали сонное зелье в медовуху или же они подкуплены заговорщиками? Гале нигде не было видно; должно быть, он куда-то улизнул, когда герцог поднялся к себе наверх.
Из покоев Вильгельма вышел Ги и, обернувшись на ходу, пожелал: – Сладких тебе снов, дорогой кузен. «Иуда!» – подумал Рауль, охваченный жаркой ненавистью. Ги закрыл за собой дверь и приостановился, оглядываясь по сторонам. Рауль увидел, как он подошел к краю галереи и перегнулся через него. Подав знак кому-то внизу, удалился в собственную спальню, размещенную в противоположном углу здания. Рауль прислушивался к звуку удаляющихся шагов. Должен ли он пойти к герцогу и предупредить его? Но о чем? Юноша закусил губу, чувствуя себя последним дураком. Что он может сказать? Что, по его мнению, вино отравлено? Что ему не понравился взгляд Гримбо? Бессмысленно идти с такими смутными подозрениями к молодому человеку, который лишь рассмеется в ответ, но при этом видит тебя насквозь. Рауль плотнее запахнулся в плащ и в расстроенных чувствах привалился к стене. Когда в доме все уснут, он попробует найти Гале и расспросить шута о том, что тому удалось узнать. И уже тогда, если речь действительно идет о предательстве, они вдвоем придумают, как им увезти отсюда герцога в безопасное место. Раздавшиеся внизу звуки вновь привлекли его к краю галереи. Судя по всему, Хэмфри де Боэн решил наведаться к проституткам. В этом не было ничего необычного – многие из людей герцога предпочитали проводить ночи в объятиях доступных женщин из борделей, нежели на жестком соломенном тюфяке в замке. Несколько рыцарей последовали за Хэмфри; шум в зале стих. Из покоев герцога вышел камердинер и погасил все факелы, за исключением одного, висящего в дальнем конце галереи. Шумно топая по ступенькам, он спустился вниз, пересек залу и скрылся в кухне. Мужчины повалились на свои тюфяки, не озаботившись даже тем, чтобы снять туники или поножи. Лишь Гримбо и еще несколько человек все сидели за столом, придвинутым к стене. Переговаривались они шепотом, за исключением самого Гримбо да некоего Годфри Байе, которые, похоже, с головой увлеклись партией в шахматы. Из кухни вышел сонный служка, чтобы задуть свечи. Гримбо и Байе продолжали играть при свете рожкового светильника. В замке еще некоторое время раздавались невнятные звуки, но вскоре они стихли; теперь мертвую тишину нарушало лишь хриплое дыхание спящих и доносящийся из-за стен далекий протяжный волчий вой. Вот послышалось костяное щелканье – это Гримбо сгреб шахматные фигурки в кучу. Он встал, обронил что-то двоим мужчинам, сидевшим рядом, и, сняв со стены светильник, направился к лестнице. Сердце Рауля учащенно забилось. Юноша стремительно отпрянул от края галереи, вернулся к двери в комнату герцога и сел на пол, положив на колени меч и уронив голову на грудь, словно спал. На повороте лестницы показался луч света; и вот на площадку вышел Гримбо, держа в руках светильник. «Если он собирается зарубить меня, – подумал Рауль, – то я, по крайней мере, постараюсь оказать ему сопротивление, чтобы криком предупредить герцога. Да помогут мне Господь и все святые!» Но Гримбо, хотя и склонился над Раулем, ограничился лишь тем, что внимательно всмотрелся в его лицо, не попытавшись даже прикоснуться к юноше. Спустя несколько мгновений он, похоже, убедился в том, что Рауль в самом деле крепко спит, и удалился так же крадучись, как пришел сюда. |
